Сомов 2009. Выдержки. Часть 2

сценарист Роман Чудинов

1 августа, суббота. ЗФИ, остров Хейса

 Ранним утром вошли в пролив. Наконец-то я увидел ЗФИ. Пейзаж превзошел мои ожидания. Много фотографировал. Льды, айсберги, лёгкая дымка.  Темные скалистые мысы – выходы  базальтов, острова с плоской вершиной и круто спадающими боками, книзу расширяются. Купола ледников между мысами. На ледниках и вершинах гор шапки тумана или даже облаков.  На палубе – августовский снег…

 

 После обеда, вторым рейсом – высадка на остров Хейса, обсерватория имени Кренкеля. Первым рейсом вертолета, с утра высадили новую смену, в том числе и нового начальника станции Виктора Иванова, строителей. На станции разгрузка продуктов, вертолет носит контейнеры, дизеля и прочее.

 Наконец, вылетаем. Я прилип к иллюминатору.  Мелькнул внизу стоящий на якоре «Сомов», потом вода и льды, все в трещинах и изумрудных пятнах, потом – коричневая суша. Сначала я подумал – галечный пляж, но, подлетев ближе, понял, что это не камешки, а ржавые бочки. Их тысячи… А вот и круглое озеро, антенны и домики, стоящие по его периметру.

 Я вдруг поймал себя на мысли, что об этой высадке я уже читал когда-то. Во всяком случае, сама ситуация, то, что я видел и слышал, и, самое главное, то, что я ощущал, абсолютно повторило мои ощущения при прочтении лемовского «Соляриса», самое начало книги, когда Кельвин прибывает на станцию:

 «- Готов, Кельвин? - раздалось в наушниках.

- Готов, Моддард. - ответил я.

- Не беспокойся ни о чем. Станция тебя примет, - сказал он. - Счастливого пути!

 Ответить я не успел - что-то наверху заскрежетало, и контейнер вздрогнул. Инстинктивно я напряг мышцы. Но больше ничего не случилось.

- Когда старт? - спросил я и услышал шум, как будто зернышки мельчайшего песка сыпались на мембрану.

- Уже летишь, Кельвин. Будь здоров! <…>

 Нестерпимая дрожь прошла сквозь все изолирующие оболочки, сквозь воздушные подушки и проникла в глубину моего тела. Зеленоватый контур указателя размазался. Я не ощущал страха. Не для того же я ле­тел в такую даль, чтобы погибнуть у самой цели. <>

 В наушниках залпами повторялся треск атмосферных разрядов. Их фоном был шум, глубокий и низкий. Казалось, это был голос самой плане­ты. Оранжевое небо в смотровом окне заплыло бельмом. Стекло потемнело. Я инстинктивно сжался, насколько позволили пневматические бандажи, но в следующую секунду понял, что это тучи. Они лавиной неслись вверх. Я продолжал планировать, то ослепляемый солнцем, то в тени. <…>

 Внезапно сквозь шумы и треск прямо в ухо ворвался далекий голос: «Станция Солярис - Кельвину, Станция Солярис - Кельвину. Все в по­рядке. Вы под контролем Станции». <>

 Дальнейшее происходило очень быстро. До сих пор я только знал, что падаю. Теперь я это увидел. Одновременно я заметил подернутые фиолетовой дымкой лениво перекатывающиеся волны океана. <…>

 Последнее, что я увидел, были два возносящихся, наверное, на высоту нескольких этажей, ажурных зер­кала радиотелескопов. Раздался пронзительны скрежет стали, упруго ударившейся о сталь, что-то открылось подо мной, и с продолжи­тельным пыхтящим вздохом металлическая скорлупа, в которой я торчал выпрямившись, закончила свое стовосьмидесятикилометровое путешествие.

 - Станция Солярис. Ноль-ноль. Посадка окончена».

 Станислав Лем, «Солярис»

 

Прошу прощения за длинную цитату, очень уж четкой была моя ассоциация. На самом деле, больше времени уйдет, чтобы прочитать этот текст, нежели долететь от «Сомова» до станции. Наконец, высаживаемся у единственного обитаемого домика. Подбегают собаки, подходят строители и полярники, вместе с ними разгружаем коробки и ящики с продуктами. Ложимся на них, чтобы не унесло при взлете. Вертолет улетает…

Огромный брошенный поселок – бывшая Полярная обсерватория ААНИИ имени Кренкеля. Новая полярка – здание, составленное из модулей, тарахтит генератор. Собаки.  Заброшенные дома вокруг круглого озера с пресной водой. Когда-то здесь была крупная полярная станция, жило и работало более 200 человек (сейчас – 5 или 6). Даже зимой сюда прилетал самолет.

 Работаем. Прошли вдоль домиков поселка. Записал синхрон Боярского. Потом с Маратом снимались у Вовы в его триллере, я бегал с ружжом, Марат – с ракетницей. Потом вместе с доном Педро сходили к разбитому самолёту, поснимали, зашли в брошенную библиотеку. Хотел было взять двухтомник Конрада, но не стал. Никита – книжный маньяк, узнаю брата Колю, еле вытащили его из библиотеки…

 Упросил дона Педро оставить нас с Витей на ночевку – он позволил. Иванов скривился, но ладно, переживёт. Кроме нас остался Никита и Борис Михайлович. Перед самой посадкой в вертолет оказалось, что после съемок Марат положил ракетницу ПВБ на приступочку у одного из домиков, да так о ней и не вспомнил. Я быстро сгонял к домику, вернулся и отдал ракетницу ПВБ. Странный все-таки парень Марат. Забыть оружие – это не по-пацански…

 Весь вечер с нами ходил станционный пес Шарик – мощный, широкогрудый, палевый, вероятно помесь лайки и овчарки, по отзывам – лучший медвежатник. Полярные собаки – это вообще особь статья.  Как рассказывает дон Педро (а почему, собственно, не доверять словам уважаемого профессора?), на станциях собак, которые дышат ротом на человека, попросту пристреливают. Люди для них – Боги. Житье у них, прямо скажем, не сахар, холод, медведи, правда, кормежка вроде неплохая.

 По характеру они вольны и независимы, но к человеческой ласке очень ревнивы. Если треплешь одного – другой тут же требует своей порции ласки, и норовит вцепиться сопернику в горло. Это, кроме кормежки, пожалуй, единственная форма материального поощрения. Сейчас на станции 6 собак: Шарик и его соперник, такого же размера, но коричневатого окраса Мухтар, еще два низкорослых и облезлых черных псины непонятного пола. Ну и два кутенка, которых привезли на «Сомове» - Бим и тоже Мухтар, пока их на улицу не выводят. 

 Так вот, Шарик мне сразу как-то глянулся. Независимый и дружелюбный, но без малейшей доли искательности и приниженности. С нами ходил просто так, за компанию, а не за жрачку. А когда я стал трепать его за холку, от восторга он просто повалился на спину, да еще лапой меня к себе подманивал – давай, мол, еще…  Всю жизнь я мечтал о такой собаке!

 Итак, после того, как улетел вертолет, пошли на горку, смотреть место для установки креста. Шарик с нами. Вооружились двумя ракетницами. Что эти пукалки могут сделать против медведя – не ведаю. Потаскали камни, испили шильца с бальзамом. Вернулись на полярку, БМ занял у Иванова еще дозу жидкаго. Сняли синхрон с БМ. Пошли к самолёту, еще немного поснимали, зашли в библиотеку. Я все-таки взял себе томик из серии ЖЗЛ «Дефо» с печатью о. Хейса.

 День вышел насыщенным, жаль было только, что мы, оставшись на острове, лишились ежесубботней бани. Вечером на полярке что-то перехватили, поставили печати на книги и конверты, и несмотря на то, что дико хотелось спать, долго беседовали с разговорчивой полярницей Наташей… Она все не могла остановиться – видимо, изголодалась по свежим людям…

 А я еще раз осмотрелся в кают-компании, отметил человека, спящего на диване, портрет Чилингарова под иконой Николы Морского в красном углу, зеленые цветочки в пластмассовом горшке,  мигающие зеленые цифры часов, и представил себе, каково это – год прожить в этой конуре, когда полгода темень кромешная, и выйти можно только на метеоплощадку, а с большой землей связывает лишь писк радиосигналов…

 2 августа. ЗФИ, остров Хейса. Встреча с медведем.

 С утра поснимали работу вертолёта, всякие детали – старую брошенную технику и т.п.  Сняли сварку креста БМ. Записали синхрон с Карякиным. Затем – запуск метеозонда. Потом снимали работу девушек из Гидромета и синхрон с одной из них – Ольгой Балакиной. Помогал им с нивелировкой – держал рейку. «На часах» стоял Шумилкин с карабином – он прилетел утром. Где-то после обеда с «Сомова» прилетел вертолёт. Он уже начал садиться, когда около жилого зимовья что-то хлопнуло, и к морю пошел дымный след – ракетница. Мы с Николаичем обсудили этот странный феномен, и решили, что, возможно, всех срочно созывают, чтобы лететь на судно. Он пошел проверить.

 Я держал рейку, как вдруг лица девушек у нивелира приобрели какое-то странное выражение, словно бы вытянулись… Обернулся – и увидел белого (если быть точным – желтоватого)  медведя, который бесшумными скачками бежал параллельно берегу метрах в 15 от меня. Девушки спешно отступили, я рыпнулся было метнуться в сторону домиков, но вспомнил, что на инструктаже бежать было настоятельно не рекомендовано. Выставил топографическую рейку и стал медленно отходить спиной вперёд.  Ощущений испуга не было, но было внезапное, но  четкое понимание того, что такого зверя не удержишь не только рейкой, но и ракетницей. Захочет добраться – доберется.

 И, конечно, был мощный выброс адреналина. По всему телу поползло этакое тепло, время растянулось, все я видел как замедленное кино. И еще одно. Я не охотник, и всегда считал, что убить живое существо не готов. Сейчас я понял, что  теперь готов. Вовсе не из страха. Это как с порогом – чем он опаснее – тем больше желание его пройти. НО – только для защиты, не для трофея.

 Этот медведь, впрочем, скорее сам был напуган. Сверху уже налетал вертолёт и начал отдавливать медведя к морю, но несколько перелетел, медведь бросился  назад – в нашу сторону. А к нам уже бежал Юрий Викторович Карякин в красной куртке с двустволкой, солидно так бежал, мощно… Прицелился на бегу, дунул из одного ствола. Медведь понял, что ну его на…,  развернулся и бросился к берегу. Карякин дал из второго ствола – вдогон; медведь задрал жирный зад и плюхнулся в море. Вертолёт еще некоторое время гнал его подальше от берега, а потом сделал круг и пошел на посадку. Витя успел снять эти события с крыши ближайшего домика.

 Подошел еще народ с полярки, некоторое время происходил оживлённый обмен мнениями. Оказывается, медведь шел по берегу моря. Его заметили строители, заорали зимовщикам. Кто-то из них пальнул из ракетницы. Медведь побежал дальше, и выскочил прямо на нас. Витя в это время сидел на крыше одного из домиков, и сцену с медведем заснял, правда с рук, без штатива, так что дерготня на экране страшная…

 Девушки постепенно пришли в себя. Впрочем, позднее я узнал, что вторая из них, Нина, вовсе не отступала в панике, но даже пыталась сделать фотоснимок медведя… Оказалось, что ветром от вертолета унесло листок с записями нивелирной  съемки. Искали все, а нашел я среди груды ящиков. Вертолётом опрокинуло треногу с нивелиром и он ударился об камень. С полярки принесли другой, сравнили показания, стали перепроверять съемку. Я еще некоторое время помогал снимать показания, а потом отправился на встречу с Боярским  и нашими.  По дороге встретил Иванова: «Что, Владимир Ильич? Штаны менять будем?» - «Нет, батенька. Вы уж мне обеспечьте геволюционную агитацию сгеди белых медведей! А то ведь чистая контга»…

 Еще раз прошли к самолёту, заглянули в библиотеку, двинулись к домику зимовщиков. В кают-компании кто-то опрометчиво поставил канистру с разведенным шилом, я замахнул пару-тройку стопок.

 Ближе к ужину загрузились в вертолёт  и отбыли на «Сомов». Как выяснилось, слухи о нашествии белых медведей уже вовсю циркулируют на борту. За ужином я уже давал консультации о повадках этого хищника. Вова переписал с камеры и смонтировал маленький клип.

Вечером в лабораторию к Марату приходили гидрометеорологические девушки, вместе смотрели клип, обмен мнениями продолжался. Пришел дон Педро, начался занимательный трёп, позднее мы с Маратом испили пива с беленькой, я отправился спать, а Марат занялся композицией…

 3 августа. Остров Чамп. Бухта Тихая. Рубини Рок. Мыс Флора.

 Утром «Сомов» поднял якорь и двинулся на станцию Нагурская. Дима нашел меня на палубе и пригласил для приватной беседы с господином Хохловым. Тот собирается высадиться на острове Чамп и установить там памятный крест – один из трёх. «Сафари» самостоятельно оплачивает вертолёточасы, он предложил мне как представителю первого канала войти в долю, и высаживаться в интересных местах совместно. Пришлось объяснить общее положение с финансами на ТВ и живописать взаимоотношения производителей телепродукции, продюсеров и каналов.

 Я предложил позвонить в редакцию с Хохловского спутникового телефона и получить добро от продюсера. На это он не пошел, и внёс контрпредложение, чтобы я помог с размещением рекламы «Сафари» на ТВ. С моей стороны последовал краткий доклад о рекламной деятельности на ТВ. Сошлись на том, что мы для них сделаем 30-минутный ролик, который они могли бы показывать клиентам. Они согласились брать и Боярского, так как формально мы его подчиненные, и без его «добра» никуда летать не можем. Пошел к дону Педро, всё устроилось наилучшим образом. Летим: Боярский, мы с Витей, Вова.

 Тем временем «Сомов» шел на запад мимо живописных скал и ледников острова Чамп. Место установки креста выбрал капитан – бухта Уорда. Высадка намечена на после обеда. Подготовил камеры, звук, кассеты, штатив. Когда вышли на вертолётную площадку, там уже вовсю шла погрузка. Распоряжался человек в синем комбинезоне и кепке: «Балласт не берем. Кто не будет грузить и устанавливать крест – тот не летит. Так что хватит заниматься ерундой (то бишь снимать), все на погрузку».

 Я обязался снимать, так что обратился к господину в комбинезоне примерно с такими словами, что, мол, оператор пусть снимает, а я за двоих погружу. На что мне было довольно-таки хамски отвечено, что вы, мол, сами уже лыка не вяжете, а туда же.  Хотел было взорваться, но для пользы дела замял: ну, сами, мол, посмотрите… Досталось и Боярскому, который обиделся и ушел. А вот наглая девушка Настя в вертолёт пролезла…

 В вертолёте я осторожно поинтересовался, что это за распорядитель такой, в комбинезоне? Оказалось – капитан. Правильно я попридержал язык. А незнание мастера в лицо вполне объяснимо – я ведь столуюсь в нижней кают-компании, с матроснёй, зимовщиками и строителями…

 Пролетели над бухтой Уорда, над ледником, приземлились на плоской площадке у подножья утёса. Витя и Вова снимали, остальные (в том числе и я) вытащили из вертолёта крест и доски, натаскали камней.  К верхушке креста привязали веревки, основание уперли в большой камень, подняли. Вокруг основания сколотили из щитов и досок колодец и доверху заполнили его камнями. Снаружи колодец тоже обложили камнями. Хохлов оросил крест святой водой из пузырёчка, сфотографировались на память и полезли в вертолёт…

 После ужина Марат пригласил экспедиционеров в лабораторию. Сидя на столе, с монитором в руках, он исполнил песню «Арктика», написанную и аранжированную им за ночь… Марат – светлый человек, и песня мне в общем-то понравилась, хотя моё отношение к Арктике несколько иное. Слишком всё у него романтично и интравертно получилось. Впрочем – я здесь такой же абсолютный  новайс, как и все остальные экспедиционеры, исключая дона Педро и Шумилкина.

 «Сомов» же уже вовсю чапал восьмиузловым ходом по Британскому каналу. Около 22 подошли к бухте Тихая на острове Гукера, где зимовал Седов, откуда он отправился в свой последний маршрут. На берегу видны домики заброшенной полярки 1930 года постройки. Это те самые постройки, возведение которых я видел на кинохронике в Красногорске.      

 Рядом с Тихой островок Рубини Рок. Как рассказал дон Педро, он назван так в честь итальянского тенора начала века. Живописная скала-монолит с округлой спиной, у подножия – птичий базар. Множество птиц крутится вокруг корабля.

 Позднее слева по борту вдали обрисовались очертания знаменитого мыса Флора. Смотреть было интересно, но физически уже тяжело, так как я основательно налёг на горючую жидкость, уровень которой в резервуарах стремительно падает.

 4 августа. Остров Белл. Мыс Гранта. Земля Александры. Нагурская .     

 Около 2 ночи впереди, чуть слева по курсу наблюдали остров Белл в виде перевернутого колокола. А справа – обрывистый мыс Гранта, большую бухту и высокий ледниковый купол за ней… Красота неописуемая, Солнце, видимость исключительная, но физические силы иссякли, и я отправился баиньки.

 Утром пробудился от скрипа за обшивкой судна и легкого подрагивания корпуса судна. Вышед на палубу обнаружил, что «Сомов» идет во льдах. В тумане справа по борту ледник – это земля Александры. Проливы ЗФИ свободны ото льда, там течения и ветер, а здесь, в заливе Дежнева – лед стоит. Правда, лед нетолстый – сантиметров 30 – и довольно рыхлый.   

 «Сомов» вошел в самый кут залива, потом повернул опять к чистой воде, потом снова вернулся и начал нарезывать круги, ломая  лед в мелкое крошево. Я понял, зачем он это делал, лишь через много часов, когда наломанный лёд вынесло в море. Пока же  было видно, что около корабля бродит по плавучим льдам белый наглый мишка, лениво уходит в сторону, когда на него нацеливается нос «Сомова», садится на задницу и смотрит. Для съемки, впрочем, далековато. Через некоторое время смолкла машина, корпус «Сомова» характерно затрясся –  то ли задний ход, то ли вытравливают якорную цепь.

 Снова выгрузили за борт СБ и понтон, начались челночные перевозки.  На берегу слева и справа – ледники, в центре – выходы скал или просто каменные россыпи, груды ржавых цистерн и бочек. На берегу появились машины, впрочем, всё довольно быстро заволок туман.

 Я побежал в каюту, растолкал спящего Витю, и мы пошли снимать, как на понтон выгружают с борта «Уралы» (их на борту 2 или три). Витя снимал сверху, с пеленгаторного мостика, я – снизу, почти с того места, где работает палубная команда. Перед ужином заходил Боярский, принес и выдал паспорта, велел готовиться к высадке. Часов в 9 вечера по внутрисудовой трансляции объявили: членам экспедиции МАКЭ и «Сафари» собраться в кают-компании команды. Когда мы собрались там, капитан представил нас начальнику погранзаставы. Тот проверил нас по списку, проинструктировал о правилах поведения на заставе и отпустил.

 В 22 поступила команда собраться на баке у правого борта. Оделся на этот раз довольно тепло. По штормтрапу спустились на понтон, где уже стоял один из «УРАЛов». Девиц снова страховали, Вова снимал мой спуск и спуск Марата для фильма, потом нас же на барже. В этот момент туман на берегу немного рассеялся, и мы увидели здоровенного зверюгу с немного желтоватой шерстью на берегу, он смотрел в нашу сторону.

 СБ отвалила от борта, «Сомов» быстро скрылся в тумане, который снова окутал нас; исчез в нем и медведь. Немного погодя впереди раздались резкие хлопки – один, второй, третий, пятый, седьмой – встречающие пограничники отгоняли зверя. Через некоторое время сквозь туман прорезались желтые фары грузовика, Потом – темные силуэты двух машин, несколько фигур, и вот скошенный нос СБ ткнулся в берег.

 Сначала на понтоне откинули аппарели, по ним съехал на берег очередной «Урал», и лишь затем перелезли на понтон и спустились на сушу мы.  Медведей здесь очень много и всех не перестреляешь. Пограничники к ним привыкли и даже сваливают помои в определенное место, куда они приходят поесть. Мы уселись в комфортабельный фургон. Отопление, переговорное устройство, очень мягкая подвеска сделали нашу дорогу к заставе приятной. Самый северный пограничный пункт России.

5 августа. Нагурская.

 Прибыли на место около часа ночи. Посетили храм Николая Чудотворца, сложенный из цилиндрованных бревен.  Перекрестившись, пошли в казарму. Если можно назвать ее казармой.

 Круглое здание, в центре которого зимний сад. Декоративное небо-потолок. На уровне второго этажа в центральный круглый зал выходят окна комнат. Некоторые светятся, большинство тёмные – люди отдыхают. В центре зала журчит подсвеченный лампочками фонтанарий, кругом куртины искусственного кустарника. По кругу – детская площадка, аквариум, бильярд, пустующий бар со стойкой, шахматный столик, большой ЖК-экран со стульями перед ним, стол для настольного тенниса, диваны и прочее. Этакая потемкинская деревня. Меня чуть не стошнило

 По недостоверным сведениям, построено все это по личному пожеланию г-на Чилингарова, вложены немалые деньги. Так сказать отель пять звездочек на далёком северном архипелаге. Раза два в месяц прилетают высокопоставленные гости – отдохнуть от государственных дел в уютной домашней обстановке, без посторонних глаз. Поговаривают, что посещать изволил и ВВП. Единственный положительный момент – это то, что пограничники с семьями живут в приличных условиях – номера-то  большую часть года пустуют…

 Другое дело, если бы все полярники жили в таких удобных домах, а не ютились в «модулях», переделанных из морских контейнеров. Не нужно помпезности, не нужно расписного потолка, нужны только нормальные, человеческие условия для работы. Кстати, вокруг этого теремка на курьих ножках (дом стоит на сваях) – тот же самый постиндустриальный пейзаж. Стоит отъехать на несколько сот метров – и глазу открываются те же самые ржавые металлоконструкции, бочки, цистерны рассеянные без всякого порядка по всем направлениям.

 И снова Стругацкие:

 «Вырастут   ослепительной  красоты   здания  из  прозрачных  и полупрозрачных   материалов,   стадионы,    бассейны,   воздушные   парки, хрустальные  распивочные  и закусочные!  Лестницы в небо!  Стройные гибкие женщины  со  смуглой   упругой  кожей!  Библиотеки!   Музеи!  Лаборатории!  Диспуты,  обучение  во сне,  стереокино...  Сотрудники после служебных часов будут сидеть в библиотеках,  размышлять, сочинять мелодии, играть на гитарах,  вырезать по дереву, читать друг другу стихи!...

 - А ты что будешь делать?

- Я буду вырезать по дереву.

- А еще что?

- Еще я буду писать стихи. Меня научат писать стихи, у  меня  хороший почерк.

 - Это тебе только кажется. Не будешь ты  стихи  сочинять. Повыпиливаешь по дереву, а потом к бабам пойдешь.  Или напьешься. Я же тебя знаю. И  всех  я  здесь  знаю.  Будете  слоняться  от хрустальной распивочной  до  алмазной  закусочной».

 

АБС, «Улитка на склоне»

 Наконец, покинули здание погранзаставы будущего. Вышли, сфотографировались у красно-зеленого пограничного столбика, я держал штатив как автомат. Граница на замке! Только вот кто через эту границу полезет? Разве что сумасшедший. Полезли в машину.

 «Урал» отвез нас на берег. Прямо на берегу метрах в десяти в тумане опять прогуливался миша. Старлей в камуфляге вылез из кабины, отдернул затвор, и с бедра, не целясь, начал палить в сторону агрессора холостыми одиночными: раз – два – три – четыре – пять.   Тот решил не связываться и отошел метров на 50. Выстрелы в тумане звучат как-то особенно резко, больно отдаются в ушах.

 Вылезли, сфотографировали отпечатки на снегу, а тут и СБ подошла. Вернулись на корабль и завалились спать. Спали до обеда.

 День абсолютно пустой, наполненный туманом, лишенный красок, сырой и промозглый. Сидел у Марата в лаборатории, расписывал кассеты, клеил панорамы. К вечеру чуть не свихнулся от тоски. Сел писать письмо Тане.

 «Кисечкин, привет!

 Целую неделю работали как заведённые – были высадки на острова, куча съемок и прочее. Писать было некогда. Сегодня сел туман, не видно ни зги, съемок нет, зато могу написать.

 Мы уже неделю на Земле Франца-Иосифа. Красота потрясающая, хоть и суровая, впечатление такое, что я переместился в какой-то другой божий мир, а московская суета осталась где-то в другом измерении. Кругом скалы, ледники, незаходящее солнце, плавучие льды…

 У меня всё идет нормально, отсняли около 25 часов. Только от холода и сырости немного побаливают суставы. 3 дня назад близко познакомился с белым медведем – он выскочил в 10 метрах от меня. Я хотел врезать ему по башке топографической рейкой, но тут в медведя начали палить, он прыгнул в море и уплыл. Есть на видео.

 Заходила ли ты к Шульге? По последним сведениям, будем на Диксоне с 30 августа по 1 сентября, пусть срочно решают – тем более что Диксон – это вроде бы погранзона… Кассеты почтой посылать не стану – могут не дойти. На Диксоне, говорят, есть Билайн. По новому графику прибытие в Архангельск 24 сентября, но насколько точен график – не знаю. Пока вроде бы идём точно по графику.

 Жалко, что не смог поговорить – в районе Новой Земли недолго брал мегафон. Очень жалко бабушку Раю, хоть этот исход и был очевиден.

 Как дела у вас? Все ли здоровы? У меня всё хорошо. Как ты? Что Антошка? Какие новости от моих? Очень скучаю по тебе, по всем вам, хорошо хоть дел много. Прошел почти месяц, а впереди еще два раза по столько…

 Ребята из Томска сойдут в Диксоне, до этого еще разок напишу тебе по этому каналу. Чаще не могу – боюсь их перенапрячь, а судовое радио частных радиограмм не берет. Порядок обратной связи пока прежний.

Скучаю, люблю, целую, жду весточки.

Твой Лис – укротитель белых медведей...        

5 августа, 20.09, Земля Франца-Иосифа,

на борту дизель-электрохода «Михаил Сомов»

6 августа.  Нагурская – Хейса.

День столь же вялый и туманный, шляюсь без дела, хожу смурной, думаю о своих… 

 Чтобы разбавить повествование, поведаю я, наверное, про то, чем и как кормят в столовой команды, и каковы тамошние обыкновения. Итак, ежедневно команда и экспедиция принимают пищу четыре раза.  Завтрак и чай – полегче, обед и ужин – посерьезнее, и то и другое непременно с супом. Вероятно, это объясняется тем, что первое должно доставаться всем, независимо от вахты. А может, и какими-то другими соображениями.

 Итак, завтрак. Совсем легкий. В зависимости от дня недели ассортимент варьируется следующим образом. Понедельник – колбаса, вроде варено-копченой, по вкусу более похожая на бумагу. Вторник – два йогурта. Среда – сыр. Четверг – рыбный день. Шпроты. Пятница снова колбаса. Суббота сыр. Воскресенье – два вареных яйца. Ко всему этому чайник чая на один стол, сахар, хлеб, масло, и лимоны. К счастью, теперь хлеб, взятый в Архангельске, уже кончился,  теперь его печет на борту пекарь Надя. Хлеб грубый, кирпичиками, но зато вкусный.

 Обед. 11.30 рановато для обеда, но со своим уставом в чужой монастырь лазить не след.  Итак, обед. Кастрюля супа на стол.  Обычны борщи, щи, суп куриный, по четвергам – рыбный с треской или навагой. В воскресенье – праздник: солянка, которую так не жаловал Иванов. А мне так весьма нравится, особенно плавающие оливки и маслины. Второе. Чаще всего мясо, вареное в автоклаве. Иногда сосиски. Курица. По четвергам рыба.  Гарниры: рис, макароны, картошка, гречка. Чай. Масло и хлеб.

 Чай. Разного рода салаты: что-то вроде оливье, как правило из того же вареного мяса. Винегрет. Салат витаминный из капусты. Салат типа оливье рыбный по четвергам, иногда заменяется шпротами или вареной картошкой с кусками соленой сельди ядреного посола. Пятница – яблоки, иногда варенье. По субботам – праздник – выпечка! Сладкая ватрушка и плюшка с творогом.  Воскресенье – еще один праздник – два апельсина. Или, как называет по-татарски  этот фрукт Марат, эфлисун. Чай не всегда, иногда компот или кисель, а также сок из пакета, какой-нибудь фруктовый, но бывает и томатный.

 Ужин – практическое повторение обеда. Плюс к этому, как правило, оставшийся от полдника салат в сотейнике под окном раздачи. Порции – это, пожалуй, относится, к обеду и ужину – вполне удовлетворительные. В кают-компании те же блюда подаются на фаянсе, а у нас – в глубоких металлических мисках полусферической формы. Ну и еще хочется заметить, что практически всегда на столах присутствует чеснок.

 У нас за столом постоянный ченч: Марат ест рыбу, а мясо отдает Вите. У которого, в свою очередь, аллергия на рыбу. Так они и обмениваются.  Еще Витя отличается тем, что не то чтобы ест все блюда с кетчупом, а наоборот, ест кетчуп с блюдами. За это получил от боцмана презрительное наименование «мистер кетчуп». Кстати, на столе всегда стоит бутылка кетчупа, горчица с хреном и майонез в пластиковой банке.

Всего в столовой команды 7 столов, но на о. Хейса сошли строители и зимовщики, и народу стало меньше.  Мы с четвертого переместились на третий, едим в соседстве с портретом ММ Сомова. Потом еще выйдут строители на Визе, островах известий ЦИК, на мысе Челюскин. И останется минимум-миниморум. А потом снова начнут добавляться…

 Несколько слов об обычаях и нравах. При приеме пищи считается этичным, если приходишь в столовую не в уличной обуви, а в тапочках. Но при  этом обязательно в носках. Прийти без носков – моветон, вам сделают выговор и отправят переодеваться. Этичным считается при входе пожелать всем приятного аппетита.

 При пожелании приятного аппетита поднимаются небритые хмурые лица, сканируют тебя. И всем всё понятно: с кем пил вчера, да сколько выпил, да чего говорил. Как-то сделал замечание боцман: «Ну, пожелал приятного аппетита, а х..ли ты всем кланяешься?»

 Напротив меня сидит Никита. По утрам он обыкновенно вял и бледен, смотрит в тарелку. Я тихонько ковыряю ложкой в тарелке, и глумливо поглядываю на Никиту. Три дня спустя он начинает орать; «Хватит, сколько можно!» Это он о том, что якобы я намекаю ему о том, что они с ВН ежевечернее принимают энную дозу энного напитка… Я делаю недоуменное выражение лица: «Ничего не сказал, клянусь честное слово»…

 После приема пищи тарелки отдаются буфетчицам в окно раздачи. Им вежливо сказать спасибо, на выходе вторично пожелать приятного аппетита находящимся в столовой, и тогда уж – в курилку, за свежей порцией никотина, сплетен, анекдотов. После чего народ в основном удаляется «работать над собой» – в коечку.

 Еще до высадки Иванова я как-то говорил ему:  «Теперь я понял, что такое «полярник». Вернусь домой, жена мне скажет, чтобы я лампочку вкрутил, а я ей сурово так отвечу, что «я не могу, мол. Я полярник». И показываю руки, как бы сложенные под щекой и изображаю звук храпа…

 Но вернемся в 6 августа. Все еще Нагурская. Слава Богу, ближе к вечеру что-то сдвинулось, зашевелилась палубная команда, «Сомов» поднял якоря и взял курс обратно на Хейса. Долго шли в сыром промозглом тумане, скребли бортами льдинки. Ближе к ночи туман рассеялся, вышло солнце и стали видны красивые пейзажи. Вновь проходили остров Белл и мыс Гранта. В воде много льда. Айсберги. Много снимали, кассеты две отсняли.  

 Тем временем в лаборатории у Марата началась движуха. Дон Педро – большой затейник. Решил отметить 50-летний юбилей, как он выразился, «того момента, когда я стал мужчиной». Так сказать, 50-летие его трудовой деятельности. Была водочка, я как-то зачастил. Сначала было весело, потом я сгоряча заглотил стакан «полярного сияния» и через некоторое время заснул на стуле.

 7 августа. Чамп – 2.

 Утром был нездоров. Приходил дон Педро, беспокоится, недоволен. Ну что же, я, так сказать, обнажил перед ним своё истинное лицо.

 В 13-30 ПВБ объявил о высадке на о. Чамп. Прогулочная высадка на вертолете. Капитан и офицерский состав решили погулять. Взяли девушек из Гидромета и 6 человек нашей группы. Нас с Витей не взяли, а в последний момент дон Педро попросил остаться и Никиту. Моё желание увидеть круглые камни (сидериты) так и осталось неудовлетворенным. А не надо было вчера надираться! Дон Педро вроде в обиде.

 Про сам остров предоставлю рассказать Марату: «Летели минут 10, это прилично, потому что обычно летим пару минут с корабля до станции. А тут улетели подальше. Корабля не видно. Остров славен тем, что на нем есть вулканические образования абсолютно круглой формы. В том месте, где оказались мы, стояли 3 таких камня. 2 в человеческий рост, а один крупный, метра 4. Много железных камней. Кстати поржавевших. Видимо энтропия в Арктике неизбежность. Ясная погода. Чистейший воздух. На берегу течет ручей, ледниковый. На горе ледник. У береговой скалы носятся птицы. Поморники гоняют чаек. Оказывается, эти поморники пугают чаек, чайка отрыгивает еду, а поморники на лету ее ловят и едят. Рэкет такой своеобразный. У берега в море много льдин и айсбергов приличных размеров. Умылся в море, вода кристальная, холодная, соленая, освежающая.  Встречаются много костей, позвонков. Ребята нашли китовые ребра. Метрах в 200 от берега. Наверное, медведь оттащил. Петр Владимирович нашел скелет лапы и череп нерпы. Поднялись к леднику. Я наконец-то походил по льду. В августе снег и лед».

 Нагулявшись, экспедиционеры вернулись на корабль. Я целый день спал. Плохо, но круглых камней Вова (который таки высаживался) не снял, потому что снимал танцы мисс Кулагиной. На мой взгляд, всё это женское население – просто балласт. Особенно раздражает барышня в красной куртке, которая везде лезет в кадр. Без мыла влезет куда угодно, к примеру – в тот самый вертолёт, который ходил на остров Чамп. Впрочем, я тоже на высадках удовлетворяю собственный интерес, мотивируя свои действия производственной необходимостью. Так что кто из нас больший балласт – еще вопрос. Но кадры с круглыми камнями украсили бы фильм…

 Вечер. В нашем коллективе нарастает давление пара. После ужина было собрание. По словам дона Педро, начальник рейса сделал замечание, что девушки из МАКЭ ведут себя безответственно. Эльнара моталась в отдалении одна. А Наташа ходила с молодым человеком из журнала “Сафари”. Хоть он и вооружен, но без опыта общения с белым медведем… Ну и так далее. И что нашу экспедицию называют на судне детским садом…

 Мне показалось, что упреки были адресованы в основном Наталье, а все остальные были приглашены и получили сыктым так сказать для массовости, чтобы воспитательные меры ПВ не выглядели личными придирками. Впрочем,  я решил, что меня эти сложные взаимоотношения не касаются, посему оставлю всё это без комментариев.

 8 августа, суббота.  Хейса – 2.

 Утром, после завтрака, вторым рейсом вылетели на Хейса. Николаич с Никитой и мы с Витей. Досъемки: облёт вокруг озера на вертолете. Поднимались к кресту, который установил БМ. Синхрон с Никитой – про ледокол «Ермак». Затем, спустившись – снимали установку домиков-контейнеров на железный фундамент: полярка расширяется. Сняли еще запуск метеозонда, нашли несколько швеллеров для памятника Колчаку.

 Все-таки пост-индустриальный пейзаж поражает воображение. Разбитый самолет, ушедшие в лед до середины гусениц ржавые бульдозеры, пожарные машины, ржавые контейнеры и тысячи бочек… Невозможно представить, сколько сил было вбухано в эту станцию…

 «А грузовик мчался по дороге славного  наступления,  а вдоль обочин тянулись  неубранные  и забытые колонны ветеранов наступавшей армии, вздыбленные черные бульдозеры с  яростно  задранными  ржавыми  щитами,  зарывшиеся  по  кабину  в  землю тракторы, за которыми змеились распластанные гусеницы, грузовики без колес и  без  стекол – все мертвое,  заброшенное  навсегда,  но   по-прежнему бесстрашно глядящее вперед, в глубину леса  развороченными  радиаторами  и разбитыми фарами. А вокруг  шевелился  лес,  трепетал  и  корчился,  менял окраску, переливаясь и вспыхивая, обманывая зрение, наплывая  и  отступая, издевался, пугал и глумился лес».

 АБС, «Улитка на склоне»

 Видел Карякина. Он уже ходил в маршруты, в одном из которых нашел дохлого моржа. Выбил клыки. Сейчас он полоскал их в луже после выварки. Я взял их сфотографироваться, приставил к лицу. Фотография, должно быть, забавная, но вонь – это что-то. И это после выварки!

 Шарик с Мухтаром чего-то не поделили, может быть – человеческую ласку, Мухтар вцепился Шарику в ухо, полетела шерсть, оба пса покатились клубком, снег окрасился мазками крови, крики на них не действовали, и тогда выбежал прежний начальник полярки, Алексей, надавал обоим драчунам здоровенных пинков сапогами, и драка утихла. Мне было обидно – ведь агрессором выступил Мухтар, чего Шарика-то пинать… Но полярники знают, как с собаками обходиться.

 Неприятно поразил Иванов: «Владимир Ильич, дескать, уё…, и всех с собой увозите».  Да и пошел он, собственно. Наблюдал, как начальник экспедиции Дрикер шмонал личные сумки зимовщиков, которые выезжают на материк. Заставил вытряхнуть какие-то кабели, радиодетали и т.п. Впечатление малоприятное, но, видимо, иначе здесь нельзя. Наконец, сели в вертолёт и вылетели на «Сомов».

 После обеда снова было собрание. Продолжается вчерашняя накачка. ПВ еще раз поведал, что нашу группу называют на судне детским садом, про то, что лаборатория – это место для работы (тут досталось Вите за игру на компе), про то, что лаборатория – не место для посторонних людей с низким интеллектом,  как, к примеру, Дима из «Сафари»… Закончил ПВ требованием ежевечернее подавать ему записки с планами на следующий день… Тут же сорвалась с катушек и начала орать Наталья Кулагина, на чем, собственно, совещание и закончилось. Второй акт последовал практически без перерыва. Марат просил Наталью личные выяснения не устраивать на собраниях, так как они проходят в его каюте. Дело кончилось очередным всплеском эмоций.

 Я остался сторонним наблюдателем, но с трудом, с трудом. Как ни далеки от меня эти эмоции и драмы, как ни карикатурны они, как бесконечно ни далека деятельность нашего детсада строгого режима, всё это НАСТОЯЩИЕ драмы и настоящие мучения. Хотя паяц и истекает клюквенным соком, но больно ему по-настоящему. Да что говорить… Я сам уже готов придушить пару обитателей этой кунсткамеры…

 Но вернемся к событиям. Дон Педро снова зажигает. Придумал Международный арктический женский день – 8 августа. Всю ночь Марат с Вовой готовили поздравительные открытки для женщин корабля. Капитан заранее объявил об этом событии. 

 В 21-00 в кают-компании команды собралось порядочно народа. ПВ поздравил дам. Вручил открытки. Лицевая сторона – фотография «Сомова» и поздравление, внутри ноты и текст песни «Арктика». Марат ее и исполнил. А красная курточка ему подпевала… L

 Тут подсуетился шеф «Сафари» и выкатил ящик шампанского. Поставили музыку. Я глотнул пару пластиковых фужеров напитка и отвалил в баню (прошлую-то пропустил, так как ночевали на Хейса).

 После бани оказалось, что в кают-компании полным ходом функционирует дискотека, которую я немедля посетил. Были танцы-манцы, еще шампанское, всё довольно весело, а потом я устал и отвалил на свою шконку.

 9 августа.  ЗФИ – мыс Желания.

 За завтраком узнал новый термин «afterparty у Децибела». Оказывается, народ долго еще зажигал в лаборатории у Марата (это ему присвоили погоняло Децибел), а потом – в пустом холодном вертолёте.

 После завтрака совершал моцион на корме. Здесь столпился народ – смотрели на край ледника на близлежащем островке, где ходила медведица с двумя медвежатами. Притащил камеру, пытался снимать. Но – далеко, еле видно. В бинокль же различал два забавных комочка. Медведица то уплывала, то возвращалась, звала их за собой туда, где на льдинах толстыми черными запятыми лежали нерпы. Но медвежата боялись лезть в воду, и жалобно визжали, а она рыкала в ответ. Вернулась, они взобрались на ледник, долго валялись там, съезжали по снегу вниз, оставляя борозды… Странная медведица, ни разу не шлепнула их лапой, хотя они, честно сказать, ее не слушали.

 Но хорошенького понемножку. Явилась красная куртка, начала снимать всё это на бытовую камеру и шикать на всех – дескать, звук пишет. Я довольно громко послал ее на вертолётную площадку: там, де, никто не помешает. Придет такая одна – и всё, пардон, обосрёт.

 После обеда снялись с Хейса.  Прошли сравнительно узкими проливами между островами, имен которых не знаю. Щелкал фотоаппаратом, пока последний из них не исчез в тумане.  Потрясающие по красоте пейзажи, которых я никогда в жизни не видел, но надеюсь увидеть снова.  Уникальное сочетание солнечного света и тумана, льда и скал. Позднее я узнал у капитана, что мы прошли, оставив по левому борту острова Брайса и Брейди, а по правому – острова Бромидж, Притчертта и Ли-Смита.

 Почитываю взятого с собою Швейка. Нашел (точнее вспомнил, а потом нашел) следующий текст, который зачитывал интересующимся:

 «- Помнится,  поговаривали,  что у Австрии есть колонии,- проронил  Швейк,-  где-то  на  севере.  Какая-то   там   Земля императора Франца-Иосифа.

 - Бросьте  это,  ребята,- вмешался один из конвойных.- Нынче вести разговор о какой-то Земле императора  Франца-Иосифа опасно. Самое лучшее - не называйте имен.

 - А вы взгляните на карту,- перебил его вольноопределяющийся.- На самом деле существует  Земля  нашего всемилостивейшего  монарха, императора Франца-Иосифа. По данным статистики, там одни льды, которые и  вывозятся  на  ледоколах, принадлежащих     пражским    холодильникам. Наша ледяная промышленность  заслужила  и  за  границей  высокую  оценку   и уважение,  так  как  предприятие  это  весьма  доходное, хотя и опасное. Наибольшую опасность при экспортировании льда с  Земли Франца-Иосифа  представляет переправа льда через Полярный круг. Можете себе это представить?

 Конвойный  пробормотал  что-то  невнятное,   а   начальник конвоя,   капрал,  подошел  ближе  и  стал  слушать  объяснения вольноопределяющегося. Тот с глубокомысленным видом продолжал:

 - Эта единственная  австрийская  колония  может  снабдить льдом  всю  Европу  и  является крупным экономическим фактором. Конечно, колонизация подвигается медленно,  так  как  колонисты частью  вовсе не желают туда ехать, а частью замерзают там. Тем не менее, с улучшением климатических условий,  в  котором  очень заинтересованы   министерства   торговли   и  иностранных  дел, появляется  надежда,  что  обширные  ледниковые  площади  будут надлежащим  образом  использованы.  После  постройки нескольких отелей  туда  будут  привлечены  массы  туристов.   Необходимо, конечно,  для  удобства проложить туристские тропинки и дорожки между  льдинами  и  накрасить  на  ледниках  туристские  знаки. Единственным  затруднением  остаются эскимосы, которые тормозят работу наших местных органов...

 Капрал слушал с интересом.  Это  был  солдат  сверхсрочной службы,   в   прошлом   батрак,  человек  крутой  и  недалекий, старавшийся нахвататься всего, о чем не имел никакого  понятия. Идеалом его было дослужиться до фельдфебеля.

 - ...не хотят подлецы эскимосы учиться немецкому языку,- продолжал     вольноопределяющийся, -     хотя     министерство просвещения, господин капрал, не останавливаясь перед расходами и  человеческими  жертвами,  выстроило  для  них  школы.  Тогда замерзло пять архитекторов-строителей и...

- Каменщики   спаслись, -   перебил   его   Швейк.-  Они отогревались тем, что курили трубки.

 - Не  все,-  возразил  вольноопределяющийся,-  с  двумя случилось  несчастье. Они забыли, что надо затягиваться, трубки у них потухли, пришлось бедняг закопать в лед. Но школу в конце концов  все-таки  выстроили.  Построена  она  была  из  ледяных кирпичей   с  железобетоном.  Очень  прочно  получается!  Тогда эскимосы развели вокруг всей школы костры из обломков  затертых льдами  торговых судов и осуществили свой план. Лед, на котором стояла школа, растаял, и вся школа провалилась в море вместе  с директором и представителем правительства, который на следующий день  должен  был  присутствовать  при  торжественном освящении школы.  В  этот  ужасный  момент  было   слышно   только,   как представитель  правительства,  находясь  уже  по  горло в воде, крикнул:  "Gott,  strafe  England!"  (Боже,  покарай  Англию!)   Теперь  туда,  наверно, пошлют войска, чтобы навести у эскимосов порядок. Само собой, воевать с  ними  трудно.  Больше всего  нашему  войску  будут вредить ихние дрессированные белые медведи».

 Ярослав Гашек,

"Похождения бравого солдата Швейка"

Идем на мыс Желания. Команда журнала «Сафари» собирается устанавливать там крест. Маршрут растянулся. Они, уплатив капитану миллион рублей, могут использовать судно в своих целях. Математика простая. Судно стоит 500 тыс. в сутки. 20 тыс. в час. Вертолет 80 тыс. в час. Вот и летают. Устанавливают кресты. 7-ми метровые православные кресты из бруса 30 на 30 с памятными табличками: «Крест установлен экспедицией «Сафари» и лично г. Хохловым в память об исследователях Арктики». Комментарии излишни.

 Договорился высадиться и поснимать – для них и для себя. Сообщил ПВБ. Сначала он был не против, но через час у него в голове щелкнула какая-то пружина, и он отменил нашу высадку: де, «мыс Желания – ядерный полигон. Наша команда не имеет разрешения на высадку, как, впрочем, и «Сафари».

 Высадка состоялась ближе к вечеру.  Нам осталось лишь смотреть на мыс Желания с борта и ронять в море капли слюны. Мыс – это скалистый выступ, выдвинутый на север от сравнительно низкого берега. Слева от мыса (вид с моря) – брошенные домики полярной станции, наверху деревянный маяк, на заднем плане – покатые горы с пятнами ледников в тумане. От самого клювика мыса в море тянется цепочка отдельных скал, еле виднеющихся над водой.

 Записали синхрон с ПВБ, про полигон, про арктический заповедник, про Савву Лошкина и Беринга, про действия немцев во время войны. Синхрон хорош, но надо бы на месте его снимать, а не смотреть с борта. Через полтора часа установщики креста вернулись, и «Сомов» двинулся дальше – к острову Визе.

 10 августа.  Остров Визе.

 С сегодняшнего дня я стою вахту впередсмотрящего (вчера договорился с Дрикером). Время мне назначили – с 6 до 8 утра. Стою в основном близ форточки, дабы стекла в рубке не запотевали. Льдов за два часа не встретилось и ничего примечательного не произошло.

 Всё идем на о. Визе. Открытое море. Туман. Утром – зачистка швеллеров на корме. Швеллеры найдены на о. Хейса и подняты на борт. Из швеллеров будет сварена тренога, нечто вроде топографического знака – это будет постамент для памятника Колчаку.

 После обеда – объявление по судовой трансляции: «Всем членам экспедиции собраться в кают-компании». Думал, на очередной сыктым, ан нет – нам выдали дипломы о пересечении 80 широты с печатью капитана. В дипломе сказано, что я, имярек, впервые в жизни пересек 80-ю параллель с. ш. по 54 градусу 34’ в.д. 01.VIII.2009 г. В 6 ч. 50 м. на научно-экспедиционном судне «Михаил Сомов» и прибыл на северный край земли русской.  Печать и подпись капитана.

 Позднейшее общение с капитаном уточнило маршрут: мы прошли к острову Хейса, оставив по левому борту острова Брейди, Алджер и Нюкомба, а по правому – большие острова Мак-Клинтока и Галля.

 К вечернему чаю пришли к острову Визе. Началась разгрузка и вылетела первая часть нашей команды – ПВ, Шумилкин, Витя и Никита. После разброда на Чампе, где наши девушки проявили пренебрежение к технике безопасности, удаляясь от группы на десятки метров на глазах у капитана (и при этом, замечу, некоторые – в компании молодого человека, похожего на Абрамовича), он (капитан, по словам ПВБ) уменьшил квоту МАКЭ до 4 человек в одну высадку.  Я в эту квоту не вписался, не знаю уж почему. Видимо, чем-то снова не угодил ПВБ. Капитан здесь, думаю, не причем.

 Завтра тоже стоим. Возможно, будет еще высадка. Я тоже хочу побывать. Особенно после того, как посмотрел фотографии Димы с лежбища моржей. Пошел к ПВБ и поставил этот вопрос. Он разрешил высаживаться мне, а Витю оставить на судне. Вечером я прошел краткий курс молодого бойца по управлению камерой. Записал на бумажке.

 11 августа. Остров Визе. Лежбище моржей.

 В 9 утра, вторым рейсом вертолета, нас высадили на острове Визе. ПВБ, Вова, Наталья, Марат и я.  Взял камеру, тревожный рюкзачок, штатив. Оделся демисезонно – шерстяные носки, термобельё, но вместо зимней куртки фланелевую. Решение было правильным – не замерз, но и не вспотел.

 Пока летели, снимал из иллюминатора и параллельно рассматривал пейзаж. Болотистая, кое-где покрытая мхом глинисто-песчаная почва, местами размытая руслами ручьев. Постиндустриальная картина – бочки, металлоконструкции, брошенные домики.

 Сели у полярки. Под ногами жижа, гудит дизель, домик, наполовину висящий над обрывом. Ржавые цистерны в прибое внизу. Уговорили пройтись километра два в сторону, посмотреть на моржей и поснимать. С нами увязалась красная курточка.

 Прошли мимо заброшенной военной части. Тысячи бочек, ржавая РЛС, кабины, цистерны и прочее. Прямо как у Аксенова: «Затоварилась бочкотара, зацвела желтым цветком, затарилась, затворилась и с места стронулась»…  Огромная свалка каких-то банок и прочего мусора. Здесь гнездятся чайки, от их резких криков вянут уши. Поднимаются в воздух, пикируют на голову. Ага, это они за птенцов беспокоятся. Некоторые – совсем маленькие, пушистенькие комочки, сидят на месте. Некоторые – размером с небольшую щипаную курицу, разбегаются, так как летать не могут.

 ПВБ удостоил меня чести носить ракетницу, сам прикрывает растянувшуюся группу сзади, с двустволкой. Наконец, приблизились к лежбищу. На стволах плавника, за бочками скрываются и снимают моржей на фото и видео БМ, Дима, Можаров. Издалека моржи напоминают этакое серо-коричневое бугристое месиво, цветом мало отличимое от валяющихся тут же ржавых бочек. Эта масса занимает каменистый пляж в распадке между двумя обрывистыми мысочками.

 Подошли ближе. Видны уже отдельные особи. Их на прикидочный взгляд штук 50, много – сотня. Огромные туши, лежат, лениво почесываются ластами. Некоторые охлаждаются в прибое. Над лежбищем стоит пыхтение и рев. Лежат очень плотно друг к другу.

 Приступили к съемкам. Осторожно приблизились, сначала метров на 50, потом – на 30, а потом – и вовсе на пять. Реакции почти нет, только ближние лениво поднимают усатую голову с желтыми клыками, укоризненно смотрят кровавыми глазами: «Ну вот, мол, опять долбоебы понаехали тут. Отдыхать мешают».

 Вонь от них чудовищная – что-то вроде давно протухшей рыбы в смеси с ароматом бомжа. Запах настолько живительный, что меня едва не вывернуло наизнанку. Шкура бугристая, вся в шишках, у многих кровавые и гнойные струпья – то ли об камни поранились, то ли следы клыков…

 Пробыли на лежбище около двух часов, Вова снимал танцы Кулагиной на фоне моржей, а я так просто моржей. Собрались, отправились на полярку. Навстречу шли двое – капитан в обычном синем комбинезоне и Дрикер в традиционной мохнатой шапочке. Сказали, что вертушка придет прямо сюда, и пошли смотреть моржей, с ними увязался ПВБ.

 Мы остались на горке. Через несколько минут поднялся сильный шум. Люди их напугали, и все это стадо ринулось в воду. Поднялся пар, усилились стоны и рев, застучали камни, все стадо неуклюже поползло по камням в море. Ползущий морж напоминает гигантского коричневого опарыша, растягивается и сокращается… У меня вдруг возникла четкая ассоциация с фантастическим романом Лема «Эдем», то место, где описываются обитатели Эдема двутелы. Побежал и успел снять вроде бы неплохие кадры.

 Вскоре на горушке подсел вертолет, и мы вернулись на судно.

 После ужина Вова затеял съемку одной из сцен художественного фильма. Начальник экспедиции (я) знакомится и выпивает с грузчиком (он же геофизик) Маратом. Снимали в лаборатории. Устроили уголок полярника. Притащили медвежий череп (найден Никитой в одном из пустующих домиков на Хейса); ракетницу, патронташ и прочие атрибуты. Пришлось играть на гитаре, выпивать (воду, а то дублей было многовато). Под конец, правда, опрокидывали уже взаправду.  Утомился довольно прилично – съемки продолжались 8 часов, до 5 утра.

 12 августа. Визе – Домашний.

 Поспал часочек – и нести вахту впередсмотрящего. Всё в тумане. Начали попадаться льдины, причем довольно тяжелые. «Сомов» идет, лавируя между ними. Видимость очень плохая. В 8 сменился с вахты, позавтракал и залёг.

 Спал и после обеда. Встал поздно. Идем в 5 балльной ледовой. Потряхивает. Уперлись. За бортом крутятся здоровенные обломки льдин, к вечеру – толщиной метра три, скрежет и содрогание всего корпуса, сырой промозглый туман. Ноют суставы. Настроение тоскливое.

 Наконец, уперлись в гряду торосов и встали. Случайно зашел в каюту БМ и застал там Никиту, каковые БМ и Никита уже свернули голову бутылочке коньячку. С радостью присоединился. Потом открутили голову второй емкости, я сходил в каюту и пустил в ход свои резервы. БМ решил немного поспать, а мне показалось мало.  Зашел к Марату и под беседу приняли сначала 0,5, потом я опять слетал вниз, в трюма, и принес еще 0,3. Потом спустились ко мне и хлопнули еще стопки по три. 

 13 августа, остров Домашний

 Проснулся в 11.30, не от объявления по радио, а от того, что меня тряс за плечо дон Педро: «Сразу после обеда – высадка на Домашний. Через 20 минут быть на вертолётной площадке».  Выглянул за борт, увидел вчерашние торосы, в которые мы уперлись, а чуть дальше – в полукилометре – очертания низких длинных островов.

 Пообедал в полубессознательном состоянии, собрал аппаратуру и перетащил в лабораторию к Марату. Потом вспомнил, что забыл в каюте книги и фотоаппарат. Вяло двинулся вниз, тупил, собирал мысли в кучку; поднялся – дверь лаборатории закрыта, на полу у двери моя куртка и свитер… Выглянул – вертолёт уже завелся, дверца закрыта. Резанула мысль что я по причине банального похмелья просрал высадку на Северную Землю…

 Добежал до вертолётной площадки – и сезам открылся. Выбросили откидной трап, и я очутился внутри. Плюхнулся на сидушку,  обтёк после дон-Педровского эпитета «мудак», и вот мы уже в воздухе.  Внизу – льды с изумрудными полыньями, затем удлиненный, как покатая спина кита, островок, и мы высаживаемся на остров Домашний.  

 Первое, что поразило – какой он маленький, затерянный в холодном море. На самом краю – три могилы. Самая крайняя, та, что ближе к морю – узкая высокая пирамида из осыпающегося темно-красного кирпича, с небольшой маковкой. Вторая – глыба черного камня, окруженная цепями – могила Ушакова. Еще дальше – глыба светло-коричневого гранита – могила Кремера. Кирпичный обелиск, по словам ПВБ – это первая могила Ушакова. Со временем она начала разрушаться, и тогда его перезахоронили под глыбой лабрадора.

 Достали с Никитой венок, присланный дочерью Ушакова, возложили у постамента, прикрутив скотчем (иначе унесет ветром, даже сейчас венок рвется из рук и стремится в полет). Сняли и сфотографировали разные моменты церемонии, ПВБ пальнул из ружья, хлопнули по стопке.

 Здесь же, внизу, слева  у подножия каменистого мыса – низменный полуостров, где когда-то стоял домик – зимовье отважной четверки. Полуостров поднят всего на пару метров над уровнем моря, поэтому домику угрожали льды, которые выпирает на берег. Поэтому домик уж давно как разобрали и перенесли на остров Средний, где сделали из него музей.

 Записал синхрон с ПВБ, покопались в деревянных останках Ушаковского зимовья. Нашли груду кирпичей – видимо – от их печки. Марат – настоящий диггер. Нашел ржавое чугунное поддувало и множество ржавых гильз. Все пойдет в музей.

 Поднялись наверх. Дошли еще до двух артефактов. Столб с памятной табличкой,  поставленный «автономной лыжной экспедицией» (Шпаро? Чуков?) в память о двух товарищах, погибших в 1987 и 1989 годах, но не здесь, а на 87 и 88 градусе северной широты. Фамилии – Подрядчиков Ю.Н. и Рыбаков А.Н.

 И, наконец, небольшой, сваренный из уголка обелиск, некогда покрытый оцинкованным железом.  Холмик из камней. Когда я подошел – ужаснулся: камни осыпались, из под них торчит сколоченный из грубых досок ящик – гроб.  Может, сами осыпались, а может медведь разворошил… Начали вместе с Никитой таскать камни, закладывать ими бреши в каменном холмике.  Поодаль нашли кусок оцинкованного железа с небольшой табличкой из нержавейки:

Шенцов

Илья Иванович

Механик полярной станции

о. Домашний

1893 -  5/03.1943

ПВБ сказал, что механик этот умер во время войны от цинги, когда не до полярной станции было всем, и не были вовремя завезены свежие продукты. Табличку вставили в пирамиду, которую доверху заложили камнями. Верите ли, я чуть не зарыдал при виде этой одинокой могилы, к которой никто из родных не придет поклониться… Снял шапку, перекрестился. А чем еще я мог быть полезен? Непременно расскажу об этой забытой могиле в фильме, если он когда-то выйдет на экраны.

 Вскоре за нами прилетел вертолет, мы поднялись и полетели к «Сомову», к теплым каютам и кают-компании, а я всё смотрел назад, на этот крошечный клочок каменистой земли и на одинокую забытую могилу на нем.

 Вечером – очередная накачка ПВБ

 14 августа Домашний – острова Известий ЦИК

 Вахты впередсмотрящих с сегодняшнего дня сняли. А чего там смотреть-то вперед, сплошной лёд впереди. Утром на корме обрабатывали болгаркой швеллера для постамента, я даже немного поснимал этот процесс на камеру. Как-то незаметно льды вдруг кончились.

 В районе 15 часов пришли к островам Известий ЦИК и отдали якорь.  На берег летал вертолет, высаживались и сафаристы. По рассказам Димы, на островах сейчас порядка шести медведей, четырех  из них они видели одновременно, забравшись на вышку.  К одному из них удалось подойти довольно близко, он спал. Потом очнулся, прыгнул в море и поплыл к «Сомову», пока не разглядел. Тогда взял другой курс.

 Видели дохлого моржа, Дима привез еще клочки шерсти и довольно-таки гнилые медвежьи клыки. Их он выбил из кучи черепов, которые нашел на острове. Видимо, запрет на отстрел здесь не очень соблюдался… Потом побрезговал, отдал Вите.  Я на Витю наехал, чтобы он замотал все герметично, чтобы в каюте не пахло дохлятиной.

 Вечером – день рождения Вовы. Пили шампанское, были какие-то разговоры – не помню какие. Единственное четкое воспоминание – Вова, вставивший в глаза на манер монокля два металлических колпачка (с пробок от шампанского).

 15 августа, суббота. Острова известий ЦИК

 Продолжается разгрузка вертолетом. Сегодня высаживался Никита – брать пробы воды. Туда на вертолете, обратно на СБ. Поставил мне печати на книжки,  привез из награбленного томик Стругацких. Я ему говорю: «О! Стажеры»! Открываю обложку – там так и написано.  Переворачиваю томик и говорю: «О! Второе нашествие марсиан!» Открываю – так оно и есть. Знаю я эту книжку. Поблагодарил. Переписал фотографии, взятые Никитой у поварихи с этой полярки – Наташи. Есть любопытные, с белыми медведями.

 Вечером снимал на фото теплый закат над поляркой. Разница во времени с Москвой здесь – порядка пяти часов. Хорошо, что на судне решили часы не переводить, это было бы очень некомфортно.  Витя снимать ничего не хочет. Всё ему скучно, ни корабль не интересен, ни Арктика, а интересно лишь где-нибудь вывеситься и показать свою крутизну. Это раздражает.

 Делать на стоянке нечего, опять накатила тоска по дому. Хорошо хоть вечером баня. В замкнутом пространстве мелкие бытовые события приобретают ритуальное значение, и ждутся с нетерпением (это я хорошо помню еще по армии). Что для Москвы какие-нибудь плюшки или пончики, или вареные яйца к завтраку? Или солянка, которую подают раз в неделю? Или баня? Здесь всё совсем не так.

 16 августа,  острова известий ЦИК

 Всё утро провел в тихом бешенстве.  Взял ноутбук – он не включается. Растолкал Витю, который брал его вчера, чтобы поиграть. Потом они с Ваней с Хейса ходили чего-то переписывать, чего-то смотреть… Витя пробурчал что-то про то, что ноут перестал включаться и что потом починим, и завалился спать дальше. Спасибо Диме с Колей, которые восстановили систему.

 По судну бродят новые слухи. Что идем мы теперича не на Челюскин и далее по ротации, а сразу на Хатангу, и только оттуда на Челюскин и Большевик. На Большевике – мыс Евгенова, про мыс Берга жаль – но, скорее всего, придется забыть. День прошел в бесцельных шатаниях по пароходу, часть времени провел за восстановлением пробелов в памяти – писал дневник, опираясь на фактологию, почерпнутую мной у Марата в его «записках сюрреалиста». Вечером заглянул к БМ – а там прежний состав. Сегодня обошлось без фанатизма.

 Сегодня, наконец, получил письмо от Тани:

 «Лис!

 Извини, что отвечаю не сразу! У меня как обычно запарка полная, некогда личными делами заниматься.

 Шульге оба твоих послания я передала. Так что они в курсе твоих передвижений. Дома ничего нового.

 Антон живет по своему компьютерному графику. Мама твоя заезжала на днях, у них все более-менее.

 25 августа придут ломать кухню – Мосгаз планирует полную замену стояков и препираться с ними бесполезно – безопасность. Но я расслабилась и не переживаю – это все такие мелочи!

 У меня в гостях неделю была Татьяна из Евпатории. У нее в жизни очень серьезный кризис – будем перетаскивать ее к нам поближе. Мои родители – в Белгороде, когда вернуться – не знаю. У Дениса пополнение семейства – в сентябре.

 Сейчас еду в Братеево – целую неделю после работы мотаюсь туда – кормить Заю. Он меня теперь нежно любит – я его кормлю. Домой попаду поздно ночью.

 Целую, соскучилась».

 17 августа. Известий ЦИК – Хатанга. Карское море.

 Переход. Идем в Хатангу. Плохой ледовый прогноз. Из УГМС пришло распоряжение идти в Хатангу, не заходя на мыс Челюскин и остров Большевик.

 Вошли во льды, все более сплоченные. Их нагнал СЗ ветер. Холод, туман, тоска, болят суставы.

 Еще про пассажиров – это сменившиеся зимовщики с острова Хейса. Бывший начальник полярки, худой жилистый Алексей и черноволосая Галина. Непонятно, то ли супруги, то ли просто поделили между собой руководство. Галина такая непростая, поговаривают, что везде, где она появляется, там происходят конфликты. А так в личном общении – вполне нормальное впечатление.

 Тут какая-то своя местная тонкость, полной информацией я не обладаю. Поговаривают, что они понаписали на себя все ставки, раздражили управление, за что их, собственно, и сняли. Алексей обратился ко мне с просьбой записать с ними интервью о нарушении их гражданских прав – де, их выгнали в отпуск без содержания, хотя отпуск должен начаться на большой земле, а не на пароходе. Плюс к тому, высадят их на Диксоне, откуда им придется добираться на самолете за свой счет.

 Я с ними поговорил, и отказался. Честно объяснил,  что моя поездка напрямую зависит от личного контакта ПВБ с руководством УГМС, и я не вправе подставлять своего начальника. Отказ был воспринят с пониманием и без обид. Договорились о партии в преферанс – Галина любит расписать пулечку…

 Еще четверо бывших зимовщиков. Говорливая и смешливая повариха Наташа.  Два здоровенных парня, фамилия одного из них Козорез, второго – Борзой. (Яша, про свою фамилию: «Зайченко – это не фамилия для начальника. Другое дело Дрикер! Или там Козорез! Борзой!») Эти двое беспрестанно бухают и орут в каюте № 61, по соседству с БМ, чему он вельми недоволен.

 И наконец, долбо…б Ванечка. Такой рыжий и простой, как правда. На полярку приехал с женой, внимания не уделял, ее и увел у него Козорез. Сделал ребенка, ее сняли санрейсом. Ванечка на зимовке спалил баню – не от чувств, а просто по долбо..бству. А Козорез или его напарник запороли дизеля. Думаю, специально.

 Снова обращаюсь к АБС:

 «- Вообще, - сказал Тузик, - если вы получите три строгача, вас отсюда выпрут в два счета. Специальный автобус дадут, шофера среди ночи  подымут, вещичек собрать не успеете... Ребята у нас как делают? Первый строгач -  и понижают  его  в  должности.  Второй  строгач  -  посылают  в  лес,  грехи замаливать. А третий строгач - с приветом, до свидания.  Если,  скажем,  я захочу уволиться, выпью я полбанки и дам вот этому по морде. - Он  показал на Домарощинера. -  Сразу  мне  снимают  наградные  и  переводят  меня  на дерьмовоз. Тогда я что? Выпиваю еще полбанки и даю  ему  по  морде  второй раз, понял? Тут меня снимают с дерьмовоза и отсылают на биостанцию  ловить всяких там микробов. Но я на биостанцию не еду, выпиваю еще полбанки и даю ему по морде в третий раз.  Вот  тогда  уже  все.  Уволен  за  хулиганские действия и выслан в двадцать четыре часа».

 «Улитка на склоне»

 Теперь еще про Ванечку. Ванечка приходит без приглашения и сидит, набиваясь на угощение. Пока ему прямо не скажешь. Взяли с Витьком мой комп, порушили систему, и положили – так, дескать, и было. Детский сад! Выцыганил у Марата трубку – у того была запасная. И табак. Набили мы ему, он в курилке пару затяжек сделал – и стал травить в пепельницу… 

 Боже мой, кто теперь работает на полярках... Да и кто сейчас туда поедет, за такие смешные деньги? Возможно, я не прав, но по-моему в советские годы работали здесь взрослые и вменяемые люди, знали на что шли, были профессионалами. Это видно хотя бы по тому, как были построены станции, видно по набору книг в разоренных библиотеках, вообще – по массе признаков… Впрочем, опять АБС:

 «На биостанции все известно... Боже мой, по вечерам они зажигают свет в клубе, они включают радиолу, они пьют кефир, они  пьют  безумно  много  кефира  и ночью, при луне, бросают бутылки в озера – кто дальше.  Они  танцуют,  они играют в фанты и в бутылочку, в карты и в бильярд, они меняются женщинами, а днем в своих лабораториях они переливают лес  из  пробирки  в  пробирку, рассматривают лес под микроскопом, считают  лес  на  арифмометрах,  а  лес стоит вокруг, висит над ними,  прорастает  сквозь  их  спальни,  в  душные предгрозовые часы приходит к их окнам толпами бродячих  деревьев  и  тоже, возможно, не может понять, что они такое, и зачем они вообще...»

 АБС «Улитка на склоне»

 Но – вернемся, собственно, к плаванию. Вечером – собрание об изменении ротации, докладчик ПВБ. Ходят слухи, что вернемся мы уже в октябре L… После информации опять накачка – «девки ночью шляются по трюмам…» Профессор пугал их рассказами о страшных изнасилованиях. А потом, уже в узкой (мужской) компании, рассказал исторический анекдот о некоей советской кинозвезде, с которой так обошлись на подлодке. Она запомнила только ботинки…

 18 августа. Известий ЦИК – Хатанга. Карское море.

 С утра ясно и безветренно. Отдельные льдины, некоторые из них довольно грязные, причины этого явления не понимаю. Должно быть, сидели где-то на мелководье, загрязнились илом. А потом их, вероятно, перевернуло… До обеда на корме занимались сваркой треноги. Точнее,  складывали и держали швеллеры, а варил Федорыч. Сидел на снятой откуда-то подушке сиденья, обшитой дерматином. Видимо, чтобы не дернуло. Я еще и поснимал этот процесс немного. Сложно – на корме под вертолеткой сумрачно, а фон очень светлый.  Либо люди получаются силуэтами, либо зашкаливает по свету фон. Тренога получилась довольно изящной.

 16 часов. Снова входим в перемычку. Северо-западный ветер натолкал в сужение – а мы приближаемся к проливу Вилькицкого – старых ледяных полей. Снова туман и тяжелые льды, снова ноют суставы. При подъеме по трапу слышу, как скрипят плечевые суставы… Оживился Витя. Поднял меня с коечки, пошли на бак, Витя прикрутил к камере монопод, и на веревке опустил за борт, к самому льду. Я манипулировал вторым концом. Описывать мои размышления о стоимости камеры излишне.

 Снова поднимал, снова свешивал, я прилично замерз за два часа съемок. А Витя никак не мог уняться, свешивал камеру с носа, высовывал на моноподе в иллюминатор и так далее…

 Идем целый день в тяжелых льдах. Толщина 2 метра, потом три, торосы, сырость, туман. Сумерки. Непрерывное содрогание корабля, скрежет, впечатляет. Несколько раз упирались, останавливались, уходили назад и били с разгона. Около 23 сзади раздается какое-то чап-чап-чап… Догоняет ледокол – высунул из тумана широкую хищную морду, легко обошел нас по левому борту и скрылся впереди, в стылом тумане…

 Проводка. Тонкость здесь в том, что ледокол принадлежит Атомфлоту и приписан к мурманскому пароходству. Он поджидает у перемычки и протягивает руку «американской  помощи» – час проводки стоит ого-го… По утверждению ПВБ, где-то 200 тысяч… С другой стороны, «Сомов» теперь идет без толчков и остановок, в размолотой в труху ледяной каше…

 19 августа. Пролив Вилькицкого. Остров Андрея.

 Идем в разреженных старых льдах. Встал вопрос о местоположении. Дима и Коля – инкомовцы из Томска – показали на экране наше местоположение – в 20 километрах к Ю от мыса Таймыр (средний мыс южного побережья острова Большевик) и в 40 к ССЗ от мыса Челюскин. Стало быть, мы в проливе Вилькицкого, и вскоре выйдем из Карского в море Лаптей.  Как в таких льдах двигались Челюскин и другие участники Великой северной экспедиции? Да никак не двигались, на деревянных кочах это невозможно. Пережидали где-то… А ведь это середина августа.

 Днем спал. После обеда расстались с ледоколом. Я его так больше и не видел. Отдельные льдины. Следуем самостоятельно. Еще после завтрака шли разговоры о высадке «Сафаристов» Дима сказал мне, что они хотят взять меня, но вряд ли ПВ даст добро.

 Потом всё поменялось. Летит вроде бы Шумилкин. После ужина в районе острова Андрея встали на якорь. Помог загрузить вертолёт снаряжением и подручными материалами. В 22 вылетает огромная компания – мастер, его присные, два механика-моториста, Дрикер, вся вертолётная компания, девушки-гидрологи и Яша, «Сафари»… Туда же затесалась безмыльная красная курточка…

 Через час вертолет вернулся в тумане, из него выгрузились девушки и Яша со сломанной автоматической станцией. Она упала и разбилась – не выдержала мачта. А сафаристы и кэп улетели дальше – на рыбалку. 

 20 августа. Море Лаптей. Хатангский залив.

 Вертолет вернулся ночью, в сплошном тумане. Как они собрались приземляться в таком тумане? Разве что по ЖПСу. Но звук нарастал и вскоре, как из молока выплыл вертолет, сделал круг и сел. Летали на реку Рыбная. Увидели мутную от тающих льдов воду. Ловить не стали.  Дима заснял овцебыка, одиноко бродившего поодаль.

 Встал только к обеду. 17.30 учебная шлюпочная тревога. Поперлись в кают-компанию, оттуда – на шлюпочную палубу, расселись в шлюпке № 4. Теперь здесь посвободнее. Далее – стандартный набор учебных тревог: пожарная, водяная, человек за бортом. Сегодня в виде бесплатного аттракциона – тревога по борьбе с терроризмом.

 Роль террориста исполнил дублер капитана Хусаинов, роль заложниц – девушки-гидрологи, буфетчицы и красная курточка. Позабавили объявления капитана по судовой трансляции: «На борт проник террорист, принявший облик дублера капитана. Бен Ладен Хусаинов. Разыскать и доставить на ГКП».

 И далее, несколько позднее: «Террористу Бен Ладену предлагается сдаться самостоятельно. Гарантируется чай, чистое белье, наше радушие. Выходи, тебя все равно не найдут. Отбой учебной тревоги по борьбе с терроризмом».

 Целый день  идем вдоль берегов восточного Таймыра. На горизонте справа – горы, видимо – хребет Бырранга. По левому берегу похожий на утюг остров Преображения, затем потянулась обширная низменная суша – остров Большой Бегичев. После ужина нас догоняет огромная сизая туча, пришедшая с северо-запада, слоёная как гамбургер. Снял на фото, на видео не успел из-за Витиного поху.зма. Всё же добил кассету – облака, просветы, остров, горы над горизонтом, узкая полоса заката на востоке…

 Вечером лекция ПВБ о «Святой Анне», Брусилове, Жданко и Альбанове. Снимали на видео.

 21 августа, Хатангский залив

 Пришли к устью Хатанги, встали на якорь. Неподалёку на якоре большой сухогруз.  «Виктор Ткачев» Мурманского пароходства. Спустили СБ, возили целый день контейнеры, совершали непонятные маневры, вроде бы – уходили от ветра под берег, в затишок, где СБ меньше болтает.

 Ну что я все-таки за человек! Почему мне никогда не хорошо там, где я есть? Чего меня тянет все-время вперед? Вот сейчас я – подумать только – в Море Лаптевых, в Хатангском заливе, никогда здесь не бывал, нет бы – пока все здесь не узнал и не увидел – знай себе, смотри по сторонам, узнай всё, так нет, лег на койку зубами к стенке, и лежу. И тянет меня домой, и к родителям, и на Кольский, на Умбу, и даже в редакцию заглянул бы с удовольствием. Сколько себя помню – все время так. В школе все считал дни – когда она закончится, в армии – дни до приказа… Теперь всё обсуждаем изменения ротации и высчитываем сроки возвращения… Только моё это, или вообще человеческое?

 Становится темно, вечером горят прожектора. Сказывается и более южная широта, да и конец августа как ни как.  Судовое время у нас Московско-Архангельское, а местное отличается на 6 часов. По судовому еще обед, а тут уж и вечереет… В 22 по судовому времени день рождения Эльнары. Не пошел. 

 22 августа, суббота. Хатангский залив – остров Большевик.

 Проснулся около 4-х, больше спать не хотелось. Прибегал Витя, шуршал фильтрами, там, у них на тусовке решили посмотреть стерео-мультфильм, а стереоскопические очки решили сделать из картона, красных и синих фильтров. Часов в 5 утра зашел Марат. Устал от афтер-пати.

 После завтрака я посетил лабораторию Марата, который с больной головой валялся на шконке. Я навел лёгкий порядок. Решили полечиться. И полечились. Допили пиво, шампанское, водку. Марат реквизировал еще пузырь у Эльнары. Как говорится, с утра всосал – весь день свободен. На обед Марат принес в столовую команды две полных стопки в карманах.

 После обеда задрых. Днем Никита, Шумилкин, БМ грунтовали и красили треногу шаровой краской – я по понятным причинам не участвовал. Вечером – баня. Беря в «Омуте» пиво, заплатил и за изъятую водку.

 Вечером «Сомов» закончил переформирование грузов, поднял якоря и двинулся на север – на мыс Евгенова – юго-восточный мыс острова Большевик архипелага Северная Земля.

 23 августа, воскресенье. Остров Большевик.

Целый день переход. После обеда справа по борту – протяженный и сравнительно низменный остров. То ли остров Старокадомского, то ли Малый Таймыр (изначально – остров цесаревича Алексея).  Наконец, после ужина – берега острова Большевик – южного острова Северной Земли, у берегов – низменный, а дальше (очень далеко) – высокие, матёрые горы с крутыми склонами и плоскими вершинами, ледники… Завтра вроде бы высадка. Сафаристы вроде собираются ставить крест на мысе Евгенова.

После ужина съемки в Вовином триллере – ходил с фонарем и ружжом в носовом трюме – искал спрятавшегося на судне преступника. Довольно сильно застыл – там всё металлическое, холодное, добивает не сам холод, а длительная в нём экспозиция.  Туда спускаются по длинному высокому скоб-трапу.

Вылезли на палубу около 10 вечера. Я был поражен небесной иллюминацией: настали сумерки, и над суровыми горами северной земли разворачивались ярко-желтые, розовые и красные полотнища: лучи закатного солнца в лакунах между сизыми облаками… Стынущими руками снял несколько панорам. Позднее обнаружил, что кто-то опять лазил в настройках фотоаппарата, и разрешение оказалось низким… L

 24 августа. Остров Большевик

 Ночью сафаристы высаживались на берег. Кто-то им наплёл, что де на юге Северной земли растут деревья ростом по колено, и зайцев там видимо – невидимо, да зайцы непростые, а здоровенные, ростом с хорошую собаку. И есть олени, но маленькие. Часов в шесть пришел Дима: «Ни х…я на этом острове нет. Только камни и лёд».  Вот ему зайцы размером с собаку нужны, а Большевик ни ...я не нужен. А мне наоборот.

 Летали они в посёлок золотоискателей. Золото здесь добывают с начала 90-х. Мы не высаживались. Крест ставить они раздумали, будут ставить на мысе Челюскин.

 «Сомов» стоит целый день. Утром палубная команда размотала рукава с катушек, что стояли внизу, под лабораторией Марата, растянули по палубе вдоль борта. К вечеру спустили баржу. После обеда летали на Большевик Никита с Шумилкиным.

 Берег пологий, справа что-то вроде маяка, напротив нас стоит несколько цистерн и какая-то техника; на горизонте – горы с плоскими вершинами и крутыми склонами, вроде бы угадываются ледники.

 Как-то угнетают темные вечера. Ночь и темнота человеку совсем не нужны. Привык я, что ли к стране вечного света… Или, вернее, нет здесь вечного света, ровно столько же, сколько полярный день, будет длиться и полярная ночь. Но вспоминать об этом почему-то неприятно.

 25 августа. Остров Большевик.

«Величайшая добродетель в Арктике – умение ждать».

 Ф. Нансен

 Летал вертолёт – отвезли четырьмя-пятью ходками 25-тридцать бочек соляра.  Всё никак не могут протянуть к берегу шланг для перекачки топлива – справа вдоль берега движутся отдельные, но отнюдь не маленькие льдины. Палубная команда собирает железяки – чтобы притопить рукав. Топлива, по слухам, нужно выгрузить не менее 400 тонн, но льды мешают.  А для золотоискателей дизтопливо на вес золота.  По слухам, золото они моют не в реке (есть там небольшая), и не шахтным способом, а просто бурят шурфы и рвут породу взрывчаткой, а потом размывают мониторами.

 Написал третье письмо.

 «Кис, здравствуй!

 У меня  всё в порядке, только скучаю. Картины льдов, далёких островов, туманы, потрясающие по красоте закаты, снег и выдувающий мозги ветер стали привычными, и уже не воспринимаются с такой остротой.  А поверить в существование городов, в то, что в Москве сейчас (должно быть) стоит жара – вообще немыслимо.  Мы уже миновали самую дальнюю точку плавания и легли на обратный курс. Половина из 7540 миль за кормой.

 За время, которое прошло с прошлого письма, уперлись мы очень далеко – за три моря – Белое, Баренцево, Карское. Были у мыса Желания на севере Новой Земли, острове Визе, острове Домашнем к востоку от Северной Земли, ушли аж в Хатангский залив в море Лаптевых. Сейчас стоим у берегов острова Большевик Северной Земли, ждем, когда перестанут переть льды, чтобы можно было дотянуть до берега шланг и перекачать 200 тонн солярки. Завтра (как говорят) будем на мысе Челюскин.

 Судовой быт, нахождение в замкнутом пространстве, отсутствие связи и информации разнообразят в общем-то похожие друг на друга будни. Правда, накал страстей иногда мешает арктическим впечатлениям, но радует то, что осталось досмотреть всего один акт этого кукольного спектакля, правда длительностью один месяц L.   Хорошо хоть, что есть сравнительно просторная лаборатория, которую занял Марат, у которого можно спокойно посидеть и позаниматься своими делами в отдалении от прочих экспедиционеров и их дрязг.

 График движения парохода постоянно меняется, информации четкой из рубки не поступает, поэтому пароход полнится слухами, а я несколько беспокоюсь, что приход в Диксон (30 августа – 1 сентября по графику) сместится, и в указанные сроки нас там не будет.  Причем, есть и такая вероятность, что мы там будем раньше срока, потому что на исходе пресная вода, надо идти заливаться свежей в Енисей.

 Пожалуйста, еще раз зайди к Шульге, передай ей эту информацию. Если Андрей И всё-таки прибудет в Диксон, то пускай срочно предупредят меня по этому E-Mail’у, чтобы я чётко информировал об этом капитана. Хорошо бы, чтобы он привёз несколько фирменных дисков с программой «Искатели» для подарков командному составу судна и погранцам. 

 Самолёты из Диксона, по слухам, летают раз в неделю. Мы сойти в Диксоне и улететь не в состоянии – билет до Норильска стоит около 10, а из Норильска – около 20 тысяч с носа, плюс – у нас большой перевес по грузу. Кассеты передавать с чужими людьми я не буду, на почту тоже надеяться не стоит. Это если Андрей не приедет. Мы отсняли уже 60 часов, будет еще 20-30.

 И еще передай ей, что командировочные у нас кончаются. Так как идет задержка по времени на 20 дней по сравнению с расчетным, нам придется доплачивать 350 * 20 = 7 000 рублей с носа (а хорошо бы получить по 450 рублей в день, это будет 9 тысяч), да плюс по три тысячи на билет. Я слышал, что есть какая-то экспресс-почта, при помощи которой можно перевести деньги в любой город можно буквально за час, лишь бы была сберкасса. Если Валя сможет организовать переправку этих чудовищных сумм в Диксон или хотя бы в Архангельск, это будет очень кстати, поелику оперативные и стратегические запасы финансов практически на пределе (расплачиваться мы будем по приходу в Архангельск).   Кстати, кинь мне на мобильник рублей 300-500, а то разговоров на Диксоне будет много, ОК?

 Кстати, информацию о местоположении судна (НЭС – научно-экспедиционное судно «Михаил Сомов») можно  на сайте томичей: «инком.томск.ру» (incom.tomsk.ru, видимо, это так пишется). Но это только до Диксона. Можно еще посмотреть на сайте Архангельского УГМС, которому принадлежит судно. На Диксоне возможна мобильная связь, говорят, что берет Билайн. Сразу позвоню – очень хочется услышать твой голос.

 Ну а после Диксона «Сомов» почапает по тем же точкам – острова Известий ЦИК, Голомянный, Визе, потом Земля Франца-Иосифа, Вайгач, и так далее – до самого Архангельска. Будем забирать строителей и полярников, которые сменяются.  У нас будут досъёмки того, что не успели. Дата прибытия – 26 сентября – пока сомнению вроде бы не подвергается. Ребята из инкома сходят в Диксоне, так что на последнем этапе плавания связи не будет вообще.

 Очень волнуюсь, как дела у вас? Я очень соскучился, наверное, если были бы лишние деньги – плюнул бы и сорвался из Диксона. Все ли здоровы? Как ты сама? Наверное, сильно замучалась на работе? Что Антошка, как его институтские дела? Звонишь ли моим? Я им, конечно, тоже позвоню из Диксона.  Как твои? Как Денис и его семейство?  Всем большие приветы.

 Этот канал связи закончит работу примерно через неделю на Диксоне.  Надеюсь, что до этого ты успеешь заглянуть в ящик и ответить мне. Ты даже не представляешь, насколько большое это дело для обитателей запаянной консервной банки – весточка от родного человека и из большого мира…

         Скучаю, люблю, целую нежно...

  Морской  (консервированный, слабосолёный)  Лис...        

 25 августа 2009, 17.00,

Северная Земля,

НЭС «Михаил Сомов»

 Вечером наблюдал эволюции СБ в битых льдах, и то, как на длинный рукав наползают льдины.  Потом его убрали, а баржу подняли на борт. Ходят слухи, что «Сомов» двинет на Челюскин, и будет там разгружаться, а здесь тем временем, может и лёд разойдется.

 Фраза дня: «Дрикер – это должность или фамилия»? (Марат)

 26 августа. Остров Большевик – мыс Челюскин.

 Утром видел плывущего по правому борту моржа или тюленя. Пока бегал за камерой, он скрылся из виду. После завтрака «Сомов» совершал непонятные маневры. Баржа всё еще висит за бортом, и я думал, что снова потянут на берег трубопровод. Но «Сомов» немного поворочался среди небольших льдин и оставил берег за кормой. Стало быть, идем на Челюскин. 

 В лабораторию к Марату, где сидел и я, зашел инкомовец Дима, сообщил, что на Диксоне они не сходят, потому что им еще предстоит  устанавливать свою аппаратуру на мысе Стерлигова, а «Сомов» с Челюскина попрёт прямо на Диксон, за водой. На нашу с Маратом реакцию Дима сказал: «Не надо так откровенно радоваться!»«В ледоколах есть та зверски-зверюгская симпатичность,которая есть в белых медведях»  ВВ Конецкий, «Вчерашние заботы»

 Идем во льдах, они скрежещут по бортам, судно сильно потряхивает. После обеда вышел на левый борт – и увидел впереди, в тумане, ледокол, «50 лет победы». Где-то здесь он в тумане таится, судов поджидает. Ждут, ждут добычи ледобои! Мощная зверюга. Ломает лёд в крошево. По словам ПВБ – самый мощный из современных атомных ледоколов.

 Шли за ним часа полтора, успели снять целую кассету. Потом он повернул влево и пошел назад. И тут же в тумане впереди выступили очертания мыса Челюскин. Сам он несколько справа по курсу, прямо – здания полярки, а правее, у самого мыса – погранзастава.  На мысу в бинокль видны несколько могил.

 Улетела первая партия на вертушке – зимовщики, гидрометеорологии, связисты. Наташа, та, что сменилась с Хейса – приняла решение остаться здесь еще на одну зимовку… Да, что тут скажешь… Ждем высадки. Вот, наконец, и она.  Вениаминыч перед взлетом объявил, что они только подсядут, винты выключать не будут, и просил к хвостовому винту тех, кто не хочет остаться без черепа, не приближаться. Вертушка опустила нас не на сам мыс Челюскина, и не на полярку, а на мысок к востоку от самой северной точки Евразии.

 Вытащили сафаристский крест, опутали верхушку четырьмя концами, вырыли малую ямку. Подняли крест, подставляя лестницу, четверо держали концы, остальные поставили колодец и засыпали его камнями. Камни здесь плоские и тонкие, серо-охристые, меж ними разбросаны мелкие куски кварца. Из таких плоских камней самое милое дело складывать гурии. Все это время работал вертолет, перевозил грузы, бочки.

 Закончив установку, собрали вещички и двинулись на полярку – километра полтора. Вообще-то дон Педро вбросил информацию, что мы остаемся на ночлег, поэтому я нес рюкзачок со спальниками, штатив, рюкзачок с теле-барахлом и камеру. Дошли до полярки. Впечатление угнетающее. Только один домик жилой, остальные гниют. Остатки детской площадки с паровозиком, сваренным из бочек, утопающим в жиже; ржавый каркас теплицы. Мы зашли на станцию, но никого не застали – время ночное, они идут вперед на пять часов сравнительно с судовым временем.

 Шумилкин сказал, что недалеко есть несколько памятников, которые стоит посмотреть. Небольшая группа двинулась на экскурсию. Тут пробегает мимо дон Педро с криком «в вертолет быстро! 3 минуты, кто не успел, тот остается!» Ну, мы и побежали. Попрыгали в вертушку, не посмотрев толком ни полярки, ни заставы, ни мыса с могилами.

 Перед остановкой винтов, уже на вертолётке, из кабины высунулся Вениаминыч, и громко, злобно и раздельно произнёс:

 - Для непонятливых, чукчей и москвичей еще раз повторяю: не подходить к заднему винту! Я за вас отвечать не хочу!»

- А кто это?

- Кто сделал – тот знает…

 Было обидно за москвичей. Кто виноват? Тут же выяснилось, что это был слонёнок. То бишь Витя. Боярский тут же вспылил, и сказал, что больше Витя высаживаться не будет. Потом выяснилось, что Витя полез под хвост через пять минут после объявления, при разгрузке креста – снова искал хороший ракурс. После я посмотрел этот момент на съемочной кассете. Впечатляет. Вениаминыч стоял, наблюдал за разгрузкой креста. Потом обернулся, увидел Витю и побежал в сторону камеры с такой красноречивой жестикуляцией, что я просто поразился. Никак не ожидал увидеть спокойнейшего Вениаминыча в такой ажитации.

.Вечером Сафаристы проставлялись и давали отвальную. Хохлов в компании дона Педро, а я – в компании Димы и Марата, в лаборатории. Было пиво и беленькая.  Держался сколько мог, и ушел баиньки, а веселье всё еще было в полном разгаре.

 27 августа, мыс Челюскин – остров Большевик

 С утра стояли где-то неподалёку от Челюскина, но зданий полярки и самого мыса было не видно. Чем занималась команда «Сомова» – не ведаю, ибо маялся головой. Вроде бы перекачивали топливо по шлангу, но это не точно.

 После обеда дон Педро развил кипучую активность, созвал симпозиум, на который Витя был не приглашен. Мне заранее сообщил, что кэп и Вениаминыч в ярости, и собираются ссаживать Витю в Диксоне. Я просил разрешения явиться пред светлые капитановы очи и прояснить ситуацию, но дон Педро рекомендовал мне не дразнить гусей. Я объяснил, что денег на самолёт у Вити нет, и просил походатайствовать.

 На симпозиуме было сказано о неадекватности поведения Вити, о том, что никто не хочет отвечать за человека, который сам лезет куда не спрашивали. Витя заключен в каюте с 22 до завтрака, в высадках не участвует. А насчет Диксона – де, капитан будет решать.

 После обеда наблюдали за отлетом рыболовно-охотничьей экспедиции в составе сафаристов & командного состава судна. С ними Шумилкин.  Настроение гадкое, высадок нет, после ужина взял пару пива в «Омуте» и зашел к Марату. Под беседу усвистали обе баклажки, а потом зашли Дима с Колей, принесли початую бутыль абсолюта и мартини. Посидели, беседуя, пару часов, и Дима с Колей потянулись спать.  А мы с Маратом продолжали бдения часов до четырех.

 Тут вернулся вертолет, из него вышли добытчики, сгрузили на вертолётку мешки и бочонки, видимо – с  рыбой.  Мы с Маратом любопытно высунулись из иллюминатора, водя жалом: нельзя ли чем поживиться? Мимо по трапу проследовал капитан, неся в руке 10-литровую пластиковую бутыль. То ли вода родниковая, а может и самогон… Посмотрев на наши любопытные рожи, кэп весомо произнес: «Вот велю вам иллюминатор задраить, если пялиться будете»… Короче, остались мы без рыбы.

 Вскоре я пошел спать, а «Сомов» поднял якорь, и мы двинулись в сторону острова Большевик.

 28 августа, остров Большевик

 Стоим у острова Большевик. Размотан и идет к берегу рукав, видимо – перекачивают соляр. Льдов у берега вроде бы не наблюдается. Качают.  Диаметр рукава сантиметров 10, долго ли качать по нему 400 тонн – непонятно. После обеда льды вновь поперли вдоль берега справа налево, снимал с борта эволюции СБ во льдах. Довольно сильно застыл.

 Пришел Коля, принес радостную весть: письмо от Танечки:

 «Лис! приветик!!!

 Соскучились по тебе, Антошка говорит, что без тебя скучновато.

 У нас все по-старому. В институте его динамят со сроками сдачи экзаменов и зачетов. Все время ссылаются на то, что преподы еще отдыхают. Но, условия перехода на 2-й курс все те же: Если до 1 сентября не успеет, то вылетит. К Коле он обращаться не хочет, мол, родственников использовать не буду. Я тоже не звоню – мальчик взрослый, сам должен за свои поступки отвечать.

 У меня работа – круглосуточная и нервная. Сегодня только первый раз поспала за последние 6 дней. Пытаюсь сдать на эфир несколько фильмов. Опереться ни на кого не могу, писателей нет, вымерли как мамонты. А те, кто называют себя писателями, со сценариями не справляются. Так что я в запаре.

 Родители мои еще в Белгороде до сентября. Денис – в Клепиках, дом достраивает, влез по Наташкиной просьбе в огромные долги. Я опять езжу Заю кормить. Это два часа туда, два обратно. Так что домой приползаю после 24.00. С твоей мамой созваниваюсь, но не очень часто. Вроде, у них все нормально.

 Вчера у нас меняли газовую трубу .Я от них ни на шаг не отходила, орала как резанная, но потолок чуть попортили и мебель разобрали. Так что придется опять ее собирать. Кран получился уродской формы, но ничего не сделаешь, нормативы, будь они неладны! Очень устала от всего. Морально и физически выжата, а перспектив отдохнуть – никаких. Только если все бросить.

 А насчет жары, ты загнул. Серо, уныло, сыро и холодно. За все лето – едва ли две теплых недели. Солнце – если пару часов в день, то это праздник.

 Ждем тебя, считаем деньки!

 Татьяна, Антон».

 После обеда Дмитрич из журнала «Сафари» вышел в курилку, показал находку – деревянный лоток для промывки золотишка. Ловили они рыбу на какой-то реке в стороне от Челюскина, там заброшенные домики артели, там он лоток и нашел.  Очень любопытная конструкция, как изготовлена – непонятно. Вроде бы фрезой – дюже поверхности ровные, но только они сходятся под такими углами, что сложно представить такой станок…

 Начал обрабатывать в кабинете у доктора табличку для памятника Колчаку с указанием фамилий изготовителей постамента и установщиков, таких как капитан, боцман, вертолётчики и т.п. Табличка латунная, сидел в зубоврачебном кресле и буром вырезал буквы.  Бур греется, руку сводит. Гравировал долго, потом отнес механику – посмотреть, и пришел к выводу, что надо гравировать глубже. Завтра займусь.

 Вечером в лаборатории Марата устроили коллективный просмотр с пивом фильма «Олимпус Инферно» о вторжении Грузии в Осетию. Я чего-то не проникся и занимался чем-то в параллель. Смотрели Борис Михалыч, доктор, томичи Дима и Коля, Никита и молодой долбо...б Ваня (которого выгнали с полярки на Хейса за то, что он спалил баню).

 После просмотра была лёгкая дискуссия о кризисе и политических махинациях, и все потянулись по пещерам. А Марат добыл откуда-то заветный штофчик «Парламента». Вскрыли, хлопнули по одной, по второй. Забежал сафарист Дима, поинтересовался, что, де, за водка. Марат отвечал уклончиво, я – еще уклончивее, сопровождая свои комментарии идиотским смехом.

 Продолжили упражнения, Марат решил вздремнуть, а я засел за прохождение «Халф-лайф», по временам прикладываясь к заветной бутылочке.  Закончил вечер я в трюмах, в крайней каюте, где двое лысых полярников, сменившихся с Хейса. Один (Борзой) спал, накрывшись дубленкой, а второй (Козорез) праздновал рождение сына.  Добавил коньячку. Козорез рассказал несколько о себе: прошел чеченскую компанию, приехал на зимовку, увел у Ванечки жену (вот что за сын у него родился)…

 Колотил кулаками по железному шкафу, сбил в кровь кентоса. То и дело будил напарника, тот матерно огрызался, а потом, в неадеквате начинал цитировать из древнего к/ф «Приключения Электроника»: «Ури, Ури, Ури…»  И снова всплыла цитата из «Улитки»:

 «Надпись была размыта дождями  и  выцвела,  это  была очень старая надпись на очень старой грязно-серой доске, прибитой к столбу двумя огромными ржавыми гвоздями: "Здесь два года назад трагически  утонул рядовой  лесопроходец  Густав.  Здесь  ему  будет   поставлен   памятник".

 Что же это ты, Густав, подумал Перец. Как  это  тебя  угораздило  тут утонуть. Здоровый ты, наверное, был парень, Густав, была  у  тебя  обритая голова, квадратная волосатая челюсть, золотой зуб, а  татуировкой  ты  был покрыт с ног до головы, и руки у тебя свисали ниже колен, а на правой руке не хватало пальца,  откушенного  в  пьяной  драке.  И  лесопроходцем  тебя послало,  конечно,  не  сердце  твое,  просто  так   уж   сложились   твои обстоятельства,  что  отсиживал  ты  на  утесе,  где  сейчас   Управление, положенный тебе срок, и бежать тебе было некуда, кроме как в лес. И статей ты в лесу не писал, и даже о них не думал, а думал ты  о  других  статьях, что были написаны до тебя и против тебя. И строил ты здесь  стратегическую дорогу, клал бетонные плиты и далеко по сторонам вырубал лес, чтобы  могли при необходимости приземляться на эту дорогу восьмимоторные бомбовозы.  Да разве лес это вытерпит? Вот и утопил он тебя на сухом месте...»

«Улитка на склоне»

 Вообще, сплошные параллели. Там и лес (читай Арктика), и биостанция (полярная станция) и лесопроходцы (читай полярники), и Управление на скале… В судовой библиотеке, которой заведует Филипыч, «Улитки» нет, но я и так помню почти наизусть…

 29 августа, суббота, остров Большевик

 Утром достал Дима: «Что де за водку такую вонючую вы с Маратом пили? Дескать, дышать в каюте было невозможно». День абсолютно пустой, похмельный. Настроение препохабное.  И Витя арестованный сидит в каюте.

 Всё стоим у Большевика. Ничего не происходит. Никто не работает. Чего-то ждем.  Снова подошли льды, несколько раз спускали и поднимали баржу, она ходила к берегу, лавируя между льдин, и вновь возвращалась. Видимо, притапливали рукав, чтобы льдины его не разорвали. На судне всё острее встает вопрос о пресной воде. Вроде бы пойдем наливаться на Сопкаргу, в Енисей без захода в Диксон.  Сафаристов попутно высадят на Диксон на барже. Дима с Колей, а также хейсовцы сойдут уже после Сопкарги.

 С утра сокаютник Дима озаботился происхождением водки. Спрашивал, что за водка? Откуда Марат ее взял? Дескать, под вертолёткой стоит их ящик, в нем была бутылка водки, а теперь ее там нет. Я мигом сообразил, что дело нечисто, и тут же сказал, что не знаю, мол, что за водка. Налита, мол, была в пластиковую бутылку. Пошел и от греха подальше засунул пустой баттл в мусорный мешок, а мешок вынес в мусоросжигатель. А Дима развил прямо-таки бюрократическую активность, выяснил, кто у Ларисы в «Омуте» водку брал, какую и коих сортов. Менеджер, одним словом.

 Я пошел к Марату посоветоваться. Выяснил следующее. В ночь с 26 на 27, когда я уже мирно спал зубами к стенке, банкет всё продолжался. Марат был послан в ящик под вертолёткой. За добавкой. Дима наотрез отказался выставить беленькую и милостиво разрешил принести лишь вина (хотя г-н Хохлов дал добро).  Видимо, у Димы были свои планы на эту емкость – любит он хоть по мелочи, но соблюсти собственную выгоду.

 Марат беленькую всё же прихватил – с целью все-таки Диму дожать. Но по пути зашел к Никите и Шумилкину, где тоже продолжалась гульба. Бутылку он оставил у них и пошел за гитарой. На следующий день вспомнил о ее существовании и забрал (Никита с Шумилкиным потребляют шило, посему не покусились). А вчера вечером, дабы скрасить суровые будни, забыть о проблемах и просто догнаться мы эту посуду опростали. 

 Через некоторое время в лабораторию пришел Дима и устроил разбор полётов. Слушая лепет Марата, я тоже сознался в преднамеренной гнусной лжи. Дима ушел оскорбленный. В самое сердце поразили его мои честные глаза, когда я вешал ему на уши лапшу.

 Мы с Маратом сидели в лаборатории и осознавали всю глубину собственного падонства. Прямо как нашкодившие школьники. И то сказать, стырили и распили чужую бутылку водки. А потом еще наврали. Детский сад! Было очень неприятно, но действие вспять повернуть было уже нельзя. Пошел в медизолятор точить табличку, дабы забыться в труде. Отгравировал где-то треть, буквы проточил гораздо глубже, затем сдал с рук на руки Никите и пошел к Марату.

 После полдника с борта спустили баржу, она пошла к берегу вдоль шланга и скрылась в тумане.  Через некоторое время по трансляции прозвучал приказ «членам команды спасательной шлюпки № 1 собраться по расписанию для действий по команде «человек за бортом» (или что-то в этом роде), но сигнала тревоги не последовало.

 Взял камеру, пошел смотреть. Боцман на мой вопрос о том, не помешаю ли, буркнул, что помешаю, и я снова ушел к Марату. Вижу – шлюпку спускают на воду. Поснимал из иллюминатора лаборатории. Вышел на палубу. Шлюпка (или, точнее, катер) идет к барже, которая совершает меж льдин странные пируэты.

 Комментарий Филиппыча: «…ный Большевик!»

– Почему?

– А как сюда ни придем, что-нибудь случается…

 Выясняется, что у СБшки лопнул штуртрос, и она потеряла управление, катер перехватил на себя конец шланга с круглым красным поплавком. Я вернулся к Марату в каюту, поснимал, как он работает над фонограммой, параллельно – высунувшись из иллюминатора – как поднимают на шлюпбалках катер. Был замечен.

 Через некоторое время в лабораторию заглядывает капитан: «Прошу стереть запись о шлюпке, шланге и барже. Чтобы нигде эти кадры не всплыли». Я упрямиться не стал, тем более что кадры были так себе. Затер.

  Вечером баня. Взял пива и бутылку коньяку – так мы с Маратом решили загладить свою вину перед Димой. Он ушел в баню без нас, я поставил бутыль ему на стол, а вернувшись, обнаружил ее у себя на койке. Не взял Дима, гордый он.  Ну ладно. Дня через три сойдет он в Диксоне, там совесть и успокоится…      

 30 августа, воскресенье, мыс Челюскин

 Ночью снова пришли к мысу Челюскин. Перекачивают топливо, возят вертолетом контейнеры. Утром высадились Шумилкин с Никитой, я сунул Никите свои книжки – для штампования. Сегодня на завтрак вместо двух варёных яиц – яичница! Восторг! За столом обсуждали разные рецепты приготовления яичниц. Самым аппетитным оказался способ с обжаренными луком и помидорами…

 До обеда отдыхал, потом до вечера сидел в зубоврачебном кресле и гравировал табличку. В каюте бывать не хочется, и пересекаться с Димой неприятно.  Перед полдником дорезал-таки, понесли с Никитой в машину, к Федорычу. Он зажал в токарный станок полировальный круг и заполировал – вышло вполне прилично. Потом я еще протер ветошью, намоченной в керосине с пастой ГОИ,  стало вообще идеально. В данных условиях лучше вряд ли сделаешь. После полдника прикрутили табличку, подкрасили, замазали краской все болты.

 Днем, во время гравировальных работ в медкабинете доктор поведал мне, что дон Педро запретил Ларисе продавать нам алкогольные напитки, включая пиво.  После ужина появился сам дон Педро со словами: «У нас сухой закон»!  Видимо, узнал, как я вчера покупал бутылку коньяка…

 В 9 вечера в нашей лаборатории состоялся киносеанс – просмотр фильма «Красная палатка». Состав: Борис Михалыч, Дима (Томск), Коля, Боярский, Марат и я. Боярский обратил внимание, что сцены с отлетом дирижабля сняты не на Шпицбергене, а в бухте Тихой на ЗФИ, все мы узнали скалу Рубини Рок. Дон Педро вскоре нас покинул. БМ выставил пива, вышло замечательно. После непродолжительного обсуждения все разошлись.

 31 августа, мыс Челюскин – остров Русский.

 После завтрака «Сомов» поднял якорь и мы, наконец, куда-то двинулись.  Куда – никакого представления. По ротации мы должны были следовать по маршруту: Известий ЦИК – Челюскин – Большевик – Андрея – Хатанга – Русский Стерлегова – Диксон – Сопкарга.  Сроки и порядок давно уже нарушены. На судне по кубрикам и коридорам ходят слухи, что пресная вода практически на исходе, поэтому на Стерлегова заходить не будем, пойдем сразу на Сопкаргу, минуя даже Диксон.

 Что с Колчаком? Тоже неясно. Остров расположен  на пути от Челюскина к Стерлегова. Будем заходить или нет? И как быть с островом Русский? И насколько затянется наше плавание? Давно бы уж пора привыкнуть не мучиться переживаниями, не торопить время, успокоиться и перестать слушать разные слухи. Но, видимо, такова человеческая натура.

 Прошел новый слух: сегодня поздно вечером будет высадка на остров Колчака.  Никита позеленел от забот. Бегал по всему судну, сначала распечатывал записку, которую заложим в соответствующую емкость в основании памятного знака. Потом ходил по всем участникам, чтобы все расписались. Собирал какие-то атрибуты – картинки, флаги, книги, бутыль, изоленту…

 В 20.15 собрались на корме. Протащили треногу под вертолеткой, подняли на крышку заднего трюма, на веревках подняли по сходне на площадку, загрузили в вертолет.  Буквально через три минуты прибежал Дрикер. Поступила новая вводная: вертолет вылетает на остров… Русский! Выгружаем треногу, закрепляем на краю площадки, расходимся по пещерам.

 Наконец, из верхов спущена инфа: высадка на Колчака завтра, в 8 утра. Подготовил аппаратуру, собрал «тревожный рюкзачок», зарядил аккумуляторы и проч. Легли спать в ожидании завтрашних событий.  Вертолет, как рассказывают, летал на Русский поздно вечером, там вроде бы как ставили новые аккумуляторы на автоматическую станцию.

Публикуется впервые