Сомов 2009. Выдержки. Часть 1

сценарист Роман Чудинов

 

Эта мысль четко сформулировалась в моей голове недели через две после начала плавания,  где-то в Баренцевом море к западу от Новой Земли,  когда я, маясь от безделья (как всегда бывает во время переходов) лежал в железной коробке каюты на нижней палубе «Сомова», наблюдая за безжизненным дисплеем мобильного телефона… Две недели полного отсутствия информации с большой земли. Большой мир как будто перестал существовать, а ведь там остались близкие люди…
 

 

Человек есть кожаный мешок, наполненный разной фигней – тревогами, страхами, ожиданиями.  В обычной жизни начинка потихоньку лезет из мешка наружу, и не ощущается. Но если взять этот мешок, и запаять в консервную банку, содержимое не находит выхода, мешок переполняется и начинает корчиться в конвульсиях…

 Эта мысль четко сформулировалась в моей голове недели через две после начала плавания,  где-то в Баренцевом море к западу от Новой Земли,  когда я, маясь от безделья (как всегда бывает во время переходов) лежал в железной коробке каюты на нижней палубе «Сомова», наблюдая за безжизненным дисплеем мобильного телефона… Две недели полного отсутствия информации с большой земли. Большой мир как будто перестал существовать, а ведь там остались близкие люди…

 А еще я понял, что дневниковые записи – это лишь внешне описание физического маршрута следования байдарки или там корабля, и не описание попутных событий и обстоятельств. Это история внутренних переживаний путешествующего.   И наверное, теперь, если я осилю прочтение механического описания 80 судовых будней и праздников, мне увидятся какие-то вещи, на которые я не обратил внимания, будучи там, на корабле.

 Впрочем, дневник должен начинаться не с середины, а с начала.

 

ОТЧЕТ

о плавании в составе МАКЭ

на НЭС «Михаил Сомов»

июль – октябрь 2009 года

Белое, Баренцево, Карское моря, море Лаптевых

Вайгач, ЗФИ, Северная земля, мыс Челюскин, Хатанга,

Енисей, Обь и т.д.

  

9 – 14 июля. Архангельск. Бакарица. «Михаил Сомов». Малые Карелы. Соломбала. Северная Двина.

 

А начало было таким: 9 июля ранним утром покинули залитую дождем столицу. Поезд отошел с Ярославского вокзала утром. Выехало нас 9 человек. Начальник МАКЭ (Морской арктической комплексной экспедиции) Петр Владимирович Боярский (далее ПВБ), его зам Валерий Николаевич Шумилкин, бывший полковник с Новой земли, сотрудник института Никита Кузнецов (униформист, историк, поддавоха и т.д.). Далее «творческая группа» – организатор и вдохновитель  Наталья Михайловна Кулагина (автор книг, фильмов, песен и клипов), приданная к ней Эльнара Атаева (стилист и фотограф); кинорежиссер Вова Пасичник (дядя Вова); композитор Марат Файзуллин; ну и несколько особняком телегруппа, состоящая из меня и оператора Вити Глазунова, студента ГИТР’а.

  В поезде уже через несколько часов был готов задушить хамскую Эльнару, с остальными же членами экспедиции взаимоотношения вроде бы сложились нормально.  Только Шумилкин демонстративно ехал в отдельном купе, т.е. не с нами, а с посторонними пассажирами. Так он себя позиционировал.  Остальные (кроме непьющего Вити) активно знакомились с привлечением коньяку, пива, а затем – уже бледной северной ночью – и водки.

 Утром  успел увидеть высокий берег Северной Двины, потом пересекли ее через мост и прибыли в Архангельск. Увидев голубые буквы «Архангельск» на фоне голубого неба, я понял, что теперь я ближе к небу.  При выносе аппаратуры наступил в промежуток между поездом и платформой; спасая аппаратуру, стесал локоть. Позднее прибыл начальник экспедиции на «Сомове» Дрикер с «буханкой», в которую напихали солидное количество барахла, и еще одной машиной. Долго ехали по незнакомым улицам, затем – через мост, еще какой-то длинной улицей с деревянными домами, повернули налево и уперлись в ворота с проходной, над которыми было написано название порта: Бакарица.

 Я вылез из машины и сделал снимок, но тут же из проходной появилась униформированная вахтерша, предъявила претензию и снимок пришлось уничтожить.  Затем мы были проверены по списку, уже имевшемуся на проходной, и в несколько приемов перетащили поклажу к пирсу. Было жарко и тяжело, поэтому было не до разглядывания собственно судна, на котором нам предстояло провести почти три месяца.

 Дизель-электроход «Михаил Сомов», научно-экспедиционное судно Северного УГМС (Управление по гидрометео службе, г. Архангельск), ветеран еще антарктических рейсов, стоял левым бортом у пирса, ограниченного привальными брусьями в черно-белую полоску. На кнехты были наброшены петли толстых канатов, почему-то выцветшего ядовито-зеленого цвета, видимо – из синтетических волокон. Черный борт «Сомова» уходил далеко вниз, к плещущейся двинской воде. Над бортом – белая, покрытая местами ржавыми потеками надстройка, Оранжевые мачты с кран-балками и оранжевые же спасательные шлюпки. На берегу работают краны, постоянно поднимают на борт какие-то контейнеры, бочки и прочее. У трапа нас встречает дневальная Галя, Галина Александровна, худощавая женщина лет 50.

 При подъеме багажа на борт чувствительно приложился кумполом к верхней кромке дверного проема. Плавание еще не началось, а я уж весь изранен… Возможно, из-за повышенного внимания к горячительным напиткам, а возможно, что для того, чтобы «врасти» в корабль требуется время. Долго распределяли места обитания, в итоге ПВБ поселился в «двухкомнатной» каюте по правому борту на палубе первого мостика, на той же палубе, в лишенном иллюминаторов, выходящих на море изоляторе – Вова, Никита с Шумилкиным – в двухместной каюте на главной палубе, напротив них, по левому борту Наталья с Эльнарой.  Ну а меня, Витю и Марата смайнали на нижнюю палубу, в четырехместную каюту № 65 по правому борту. Правда, вскоре Марат переселился в обширную лабораторию ААНИИ на палубе первого мостика, по левому борту в самом конце надстройки. Там он сделал себе ложе на пустых вьючниках, там и прожил все три месяца.

Выяснилось, что питание на борту начнется только после выхода НЭС в рейс, а пока нам придется ограничиться подножным кормом на берегу. По слухам, погрузка закончится ко вторнику, стало быть, нам куковать здесь пять дней. Начинаю опасаться, что дата прихода – 7 сентября – сильно сдвинется в сторону увеличения, тем более, что мне уже шепнул об этом ПВБ.

Все дни пребывания в Архангельске слились в бессмысленные блуждания по Архангельску под пивными парами и поиски точек питания. Но все же стоит отметить несколько моментов и замечаний.  Все дни стояла жара градусов в 26, что, как говорят, необычно для Архангельска.  Особо сильное впечатление произвели жительницы города, светлые, спокойные, не отмеченные печатью угрюмости и злобного оскала цивилизации, так характерного для москвичек.

Сам город сильно вытянут вдоль береговой линии, пешие прогулки долги и утомительны, особенно если надо попасть в заречные районы – в Соломбалу или в ту же Бакарицу.  Бродили сначала все вместе, затем стали дробиться на более мелкие группы.  Чаще всего мы отваливали куда-нибудь с Никитой, ходили пешком, пили пиво, разговаривали, смотрели на купающихся…

В первый же день пришла машина с 15 вьючниками ПВБ (чего он там набрал?) и остальным барахлом – Никита нашел транспортную контору, которая доставляет багаж. При переноске вьючников снова приложился головой к косяку двери. Это же надо привыкнуть и дойти до полного автоматизма, и не наступать на комингс двери, а ПЕРЕСТУПАТЬ его! Также автоматом ноги должны не цепляться за многочисленные приваренные к палубе прибамбасы, а обходить их. Но до этого еще далеко.

 На второй день ездили в Малые Карелы – это музей деревянного зодчества километрах в 20 от Архангельска. Я оторвался от группы, обежал довольно значительную территорию музея. Особо запомнилась небольшая часовенка, в которой потолок был расписан разделенным на сектора синим небом со звездами и фигурами святых по окружности.

 В другой день с Никитой двинули пешком в Соломбалу, отыскали церковь и заросшее высоченной крапивой кладбище, где похоронен Пахтусов, но могилу так и не нашли. По пути я потерял свои черные очки, прошлись по местам похода, но безрезультатно. А вечером, вероятно в тот момент, когда я стрелял в тире на набережной, я посеял еще и  флешку с веселыми картинками, которые, по моей мысли, должны были скрашивать мне долгие судовые будни…

 В один из дней посетили УГМС, высокое здание на Соломбальском берегу. Записал интервью с начальником УГМС Леонидом Васильевым. Интервью писала и Наталья, снимал Вова. После интервью у них с Натальей вышла дискуссия на повышенных тонах. Дело в том, что Наталья ведет интервью своеобразно, и Вова самопроизвольно начал снимать не интервью (которое, в общем-то, таковым не являлось), а перебивки.  Но спор, на мой взгляд, был о том, кто здесь главный.  Наталья орала, а Вова подкалывал. Я устранился.

 Еще ПВБ организовал поездку в Северодвинскую крепость – старый разрушенный форт, который не очень меня заинтересовал – но это было в другой день, туда мы перемещались на катере. Обедали сухпаем на берегу, я даже искупался в Двине.

 Ночью на «Сомове» достают комары, налетающие через протоку с лесистого острова; великолепные малиновые закаты, переходящие в рассвет. Готовился к плаванию – припас еще сигарет, купил стирального порошка, еще каких-то мелочей. Как-то на пирсе был разведен одним из бригады строителей. Подходит ко мне такой солидный дядька: «Почему вы здесь курите?» И указывает на большую запрещающую красную надпись на пакгаузе. «Триста рублей». Я начинаю оправдываться – «Пятьсот». Я: «Ладно, нет вопросов». И злобно достаю бумажку. Тут он под смех собравшихся сознается, что это шутка, и возвращает деньги. Я тоже как бы посмеялся, но  сам себе сказал, что в долгу не останусь…

 У нас в каюте пополнение – парень по имени Дима из компании «Сафари», профилирующейся на охоте и рыбалке для богатых клиентов, и усатый мужик лет 45 Анатолий, едет на зимовку на Белый нос.

 Но приблизился день отхода. Я так надолго еще не уезжал, звонил Тане, на душе был погано, очень грустно, чуть ли не до слез. Но вот мы уже на борту, через несколько часов отправимся. Позвонил родителям, попрощался, сказал, что связи не будет долго, может быть – и вообще не будет. Но всё же наконец-то мы двинемся в путь!

Роман Чудинов в Арктике

15 июля. Архангельск. Бакарица. Северная Двина. Отход

2009 года 03 часа 25 минут. Отход. Порт Бакарица г. Архангельска, НЭС «Михаил Сомов».  Организовали съемки отхода. Достает Витя. Норовит отовсюду высунуться или свеситься. На мои слова об осторожности огрызается. Одну камеру выставили на левом борту, на откинутых в горизонтальное положение решетках. Вторую – на носу, по-морскому на баке. Я заметил Вите, что в полутора метрах находятся кнехты, сквозь которые проходит швартовый канат: «Снесет камеру на хрен!»  В ответ Витя примотал штатив скотчем. А тут капитан по громкой связи объявил: «Ну вы, не знаю как вас назвать! Спилберги! Чтобы через 3 минуты на баке никого не было!»

Целый час я стоял на пеленгаторном мостике – ограниченной парапетом площадке над рубкой, и с замиранием сердца смотрел на работу палубной команды. Несколько раз хватался за сердце, и подсчитывал стоимость разбитой или утопленной камеры. Но Бог миловал. Немного поснимал на мини-DV – работу буксиров, вращающийся локатор, трубу, корабли с огоньками у стенки, проход под разводным мостом. Вернее сказать, мост подъемный, средняя секция поднимается вверх.

Через час, когда кончилась кассета, прошел на бак за камерой. Осмотрел, злобно сорвал скотч, сложил штатив. Здесь состоялось мое знакомство с боцманом. Он коренаст и несколько круглоголов.  Во главе небольшой кучки матросов он наблюдал за моими манипуляциями.

– Чего это?

– Камера.

– А нахуя?

– Кино снимаем.

– А нахуя?

– Себя в кино посмотрите.

– Двадцать баксов.

– О-па! Ну я попал!!!

Боцман, конечно же, пошутил. Назвался – зовут его Петро, он потомственный помор, сказал, чтобы я обращался если что.  Собрали камеры и пошли спать.

Утро.  Объявление по судовой трансляции: «Судовое время 7 часов 30 минут. Команда и экспедиция приглашаются на завтрак. Приятного аппетита!» Еще вчера были вывешены списки, закрепляющие нас по местам приема пищи. Над нами, в офицерской кают-компании сидят за небольшими столиками, блюда подаются на фаянсе. Там будут питаться ПВБ, Шумилкин, Вова и наши дамы. Мы – Никита, Марат, Витя и я – питаемся в столовой команды, за прикрепленными к полу столами на 6 человек. Здесь же едят матросы, мотористы, механики, и члены экспедиции – зимовщики и строители.

У входа в столовую висит меню на неделю и график движения и остановок судна –  все называют его «ротацией». Но по этой ротации мы уже неделю как в море.  Плавание только началось, но в курилке активно обсуждается вопрос, нагоним ли мы график или нет. Мнения самые разные.  Особо компетентно звучащие голоса предрекают приход в ноябре…

Стоим в Двинской губе напротив острова Мудьюгский. Ждем вертолёта. Прилетел МИ-8, около часа отрабатывал посадку на вертолетную площадку. Съемки на вертолетной площадке. Витя снова лезет туда, где опасно, хочет снять  посадку прямо из-под брюха. Я его останавливаю, чтобы не лез никуда без разрешения.

 Пилот вертолета Александр Вениаминович Макаров, очень спокойный мужик с небольшой бородкой. Подошел к нему, испросил разрешения, обговорил место, которое устроит и его и нас.  Снимали взлет и посадку из угла площадки, камеру установили за компрессором. Сильное дутье. Заходом на посадку командует с палубы скромный худой мужчина лет около 40, в очках и красной куртке, Сергей. Когда вертолет зависает над площадкой, он руками показывает: «на себя, от себя, вправо, влево», а потоки ветра рвут на нем красную куртку и пытаются сбить с ног.

12.30 пошли. По правому борту, километрах в 50 – Зимний берег.

13.00 инструктаж по ТБ и правилам поведения на борту судна. В нижней кают-компании. Сначала выступал капитан – Юрий Алексеевич Настеко,  потом старпом демонстрировал правила пользования спасжилетами и спасательными костюмами. Примерял сначала Виталий – зимовщик, который едет на ЗФИ, затем – Эльнара.

Слово взял боцман Петро. Объясняет правила пользования гальюном: «Гальюн для пассажиров один на 120 человек. Убирает его один человек. Не надо вставать на стульчак! А то намажу его веретенкой, да и наебнетесь»

3-й помощник провел перекличку и огласил расписание по шлюпочной тревоге. Мы (МАКЭ) приписаны к спасательной шлюпке №4, на 60 человек.

17.30 Общесудовая учебная тревога. Сигналы тревоги: общесудовая 7 коротких, один длинный; такие же – пожарная и по борьбе с водой. Три длинных – человек за бортом. Для памяти соответствующие таблички висят на дверях кают.  Все собираются в кают-компании команды. Проверка по списку. Не оказалось Вовы Пасичника. Капитан набрал рубку по брутальному железному телефону, что висит на стене: «Санитарную команду в изолятор!» Весь состав переместился на шлюпочную палубу. Два бота вместимостью по 60 человек в каждом и два катера. Залезли, посидели в раскачивающейся шлюпке, пристегнулись ремнями, ПВБ рассказал о том, как в этих шлюпках качает; вышли.

Затем были пожарная тревога («Предположительный очаг возгорания в районе сауны. Проверить и доложить!»), конечно же, слоники побегали; тревога по борьбе с водой («Предположительная пробоина в районе носового трюма по левому борту, выше ватерлинии. Проверить и доложить»); и, наконец, «человек за бортом». Выбрасывали за борт какую-то хрень, облаченную в спасжилет, спускали катер… 

К ночи ощутительно похолодало, причем с каждым часом всё ощутительней.

 

16 июля. Белое море. 

 Идем по Белому морю. В 3 часа пересекли полярный круг, справа остался остров Моржовец, и Мезенская губа. Уходим левее, по левому борту открывается восточный берег Кольского полуострова – Терский берег. Где-то там, куда я смотрю в бинокль – устье реки Поной, куда хотелось бы когда-нибудь попасть.

 Средняя скорость за сутки (сведения от Никиты) – 5,8 узла.  Вода за бортом – зеленоватая, чуть в изумруд, бледная; вдали – в синеву, типичная беломорская вода.

После обеда закачало. Убедил сокаютников задраить иллюминатор. Волнение в горле Белого моря – дело, видимо, обычное. Когда я ходил здесь из Мурманска на Соловки в 19-лохматом году, здесь тоже ощутительно покачивало. Елозишь по койке задирая то ноги, то голову. В коридоре по пути на вечерний чай все комично шатаются от стены к стене. Мутить не мутило, но тянуло в сон. Волны наваливаются холмами, у форштевня и на макушках белеют гребнями. Волна несколько раз своей верхушкой добиралась до нижней палубы. Несмотря на распоряжение не выходить на борт, Витя все-таки вылез туда и был до пояса окачен водой. При позднейших расспросах «сколько баллов» вразумительного ответа никто не дал. Общее решение было – 4 балла. Вспомнилась классификация из Зотикова:

 - А когда будет три балла?

- Когда вас первый раз вырвет – это и будет три балла.

 К вечеру море успокоилось. Вечером пришли и встали на якорь в виду мыса Канин нос. Снова отжигает боцман. Показывает на Наталью Кулагину:

- А это кто?

- Это Наталья Кулагина. Мисс Арктика.

- Это? Мисс Арктика? Мисс Арктика должна быть ВО! ВО!!! (и показывает, какой именно должна быть мисс Арктика, округлыми мощными жестами в районе груди и бедер)…

 17 июля. Горло Белого моря. Канин нос. Шойна.

 Стоим у Канинского берега. Земля с правого борта,  низменная и плоская. В бинокль видны отдельные строения, выброшенная на берег ржавая баржа, маяк. Левее, как утверждают – Канин нос. В бинокль видны утесы и камни у берега, так что «низменным и плоским» берег выглядит только издали. Ждем вертолёт из Шойны. Наконец, он прилетел. Из него вышли какие-то дамы, привезли щенков в коробке, какой-то скарб. Муж одной из них, кажется Виталий, уже на борту, будут зимовать на ЗФИ.

 Постепенно знакомлюсь с людьми на борту. В соседней каюте живет Борис Михалыч из Апатит, любитель и ярый пропагандист творчества Виктора Викторыча Конецкого.  Он его знал при жизни, знает и «мадам Конецкую». В экспедицию попал, написав письмо министру Иванову. Хочет осуществить завет Виктора Викторовича – поставить где-то на севере, на Севморпути крест в память о российских моряках, погибших в Арктике.  Вид у БМ очень своеобразный: седые волосы и белая бородка, картуз а-ля капитанская фуражка, тельняшка.

 Анатолий Георгиевич Шуманов, строитель, руководитель бригады «Северо-восток-строй» из Щелково, которая идет на ЗФИ. Черная водолазка с засученными по локоть рукавами, обтягивающая солидный мозоль, вечный фотоаппарат, свисающий на эту выдающуюся часть тела. Большой юморист и знаток множества историй. Обладатель принтера и редактор «боевого листка»…

 Юрий Викторович Карякин – геолог, ученый секретарь Геологического института, едет в экспедицию на ЗФИ.  Невысокий и коренастый, в очках, волосы цвета «перец с солью», очень солидный и бывалый, но при этом заботящийся о внешнем виде. Очень широкая крепкая ладонь. Везет массу снаряжения, самое объемное из которого – это командирский УАЗ, закрепленный у кормы на правом борту.

 Михаил Семенович – его помощник. В прошлом геолог. Долгое время работал не по специальности, в последнее время был экспедитором – развозил медикаменты. Карякину запрещают выходить в маршруты одному, вот он и взял с собой МС. Все это я узнал за час беседы с МС, причем был совершенно вымотан – МС столь сильно заикается, что собеседнику становится трудно дышать…

 Вечер. Мы с Никитой взяли у БМ и посмотрели у Марата в лаборатории  диск с документальным фильмом про ВВ Конецкого. Съемки питерские, безобразные по исполнению, музыкальное оформление чудовищное, качество ВХС или даже хуже. Но самого Виктора Викторыча послушать было хорошо и интересно.  Он в своей квартире, в окружении картин с цветами и книг,  рассказывает с характерным мягким «л’» и показывает на что-либо сушеным п(л’)авником аку(л’)ы…

18 июля. Суббота. Канин нос – Белый нос.

 Баренцево море. Идем к полярной станции Белый нос.  К югу огромный залив – Чёшская губа, впереди остров Колгуев. Огибать его, судя по ЖПСу, будем с севера. Вода за бортом серо-изумрудная, пронизанная пузырьками. Солнечно, легкая дымка. Море пустынно. Лишь далеко, в километре, а то и больше по левому борту прошел встречным курсом какой-то гигантский танкер или рудовоз с надписью белым по всему оранжевому борту «ARCTICEXPRESS».

 12.15 Инструктаж по ТБ.  Докладчики ПВБ и Шумилкин. Боярский объявил о высадке на остров Вайгач, к ненецкому святилищу.

 Правила безопасности при встрече с белым медведем: внимательно оглядываться, никуда ни шагу без человека с ружьем, ходить кучно, не разбредаться; не бежать, при нападении сворачиваться в клубок, не давать схватить за живот ну и прочее. Правила спуска по штормтрапу – держаться обеими руками при спуске и подъеме. Слушаю всё это вполуха.

 Выдали оружие. То есть как выдали… На всю МАКЭ у нас карабин Шумилкина, его же двустволка (но носит ее ПВБ, на свою у него просрочен охотничий билет), ракетница ПВБ и еще одну ракетницу дали Никите. Жаль, мне не досталось. Сделать, что ли, охотничий билет? Здесь, в Арктике, человек с ружьем очень ценится.

Мне поручено получить спальные мешки и составить раскладку на 13 человек (9 – МАКЭ, 3 – Сафари, 1 – Карякин) на сутки плюс НЗ. Мешки получил в трюме у боцмана,  со списком продуктов подошел к помощнику по АХЧ (административно-хозяйственная часть), сокращенно ПАХЧ’у (немного заикающийся парень Александр Олькин); утвердил список, спустился на камбуз, получил все у суровой девушки Ларисы. Консервы: тушенка, сайра в масле, курица в собственном соку. Греча и макароны. Колбаса. Сыр. Чай. Сахар. Соль. Хлеб. Набралось, по-моему, килограммов 25 (взял с запасом). Плюс огромная кастрюля – котелков никто не взял.

После  вечернего чая наблюдал из иллюминатора маратовой лаборатории за работой палубной команды.  Отцепляли от мачты кран-балку. Какой-то конец за что-то там зацепился. Был слышен затейливый мат боцмана Петро. Я выглянул было из иллюминатора, выходящего на корму, и тут слева раздался взрыв мата и слева направо, в 30 сантиметрах от моего лица за борт пролетел стул…  Стоял он там около трапчика, мы на нем сиживали, покуривали. А тут, видимо, попался под ноги боцману в неурочный час.

 Я опять было высунулся, и тут мимо меня в том же направлении пролетело ведро. Хозяин палубы разбушевался! Так что я поостерегся в дальнейшем всовывать любопытный нос, когда идет работа палубной команды. Характерная фраза боцмана: «выебнуть за борт». К примеру: «Это ваши железА на кОрме лежат?» А на замечание, что они (железные швеллеры и профили), возможно, пригодятся на судне, следует «а на судне <их использование не имеет практической ценности и нецелесообразно>, так что выебните их за борт»…

 Несколько слов о распорядке дня. Четыре раза в сутки раздаются обязательные объявления по общесудовой трансляции – приглашения на завтрак (7.30), обед (11.30), чай (15.30) и ужин (19.30).  Об ассортименте и обыкновениях кают-компании/столовой команды напишу где-нибудь ниже.  Объявления по трансляции необычные: объявления по тревогам, вызовы кого-либо на мостик, объявления по составу грузовых бригад, объявление о вылетах вертолета, о собраниях и лекциях, и, наконец, редкие поздравления с днем рождения.

 С 17.30 до 18.30 и с 20.30 до 21.30 работает судовой магазин под названием «Омут». В ассортимент входят продукты питания, горячительные напитки и пиво, сигареты, предметы первой необходимости. Кроме ежедневного пива, купил еще и полотенце – мое слишком маленькое.  «Омут» – это индивидуально-трудовое предприятие (с разрешения капитана) старпома. На палубе первого мостика около лаборатории Марата находится запертая каюта (я как-то заглядывал, когда там старпом был, так вся эта каюта заставлена всякими вкусными вещами…) Торгует в «Омуте» девушка Лариса, то ли бывшая, то ли не бывшая жена старпома, в свободное от «Омута» время повар.

Раз в неделю, по субботам раздается объявление о банно-хозяйственном дне. И тогда на нижней палубе, в каптерке неподалеку от нашей каюты выдают или меняют постельное белье. Белье, прямо сказать, старенькое, местами дырявое, наволочки всегда такие большие, что подушка в них не держится. Команде и вертолетчикам выдают белье посвежее, цветное, по два комплекта.

Если спуститься вниз по трапу из курилки, попадаешь в прачечную. Поражает брутальность всех судовых агрегатов. Две металлические барабанные стиральные машины, две – еще больше – сушильные. Железная центрифуга. Гладильная доска с утюгом. Ну и две обычные стиральные машины. Большую часть времени все это пребывает в работе, потому что здесь стирают не только личные вещи, но и постельное белье. Работа с машинами требует навыка, потому что железные стиральные агрегаты запускаются движением некой пластиковой карточки, а все отметки о режимах стирки на двух оставшихся машинах стерлись от долгого употребления. Сушильная машина требует регулярной очистки фильтра. Да и вообще, при скачках напряжения вся эта машинерия останавливается. Надо звонить  в ЦПУ и просить включить ток.

Два раза в неделю – по средам и субботам работает душ, по субботам – баня (женщины пользуются этими удобствами в другие дни недели).  Сегодня как раз баня.  Довольно неплохая сауна, температура ближе к вечеру, когда поток желающих рассасывается – за сто. Три душа, довольно паршиво смешивающих воду, один шланг для любителей обливаться забортной водой.  Фанерки для подкладывания под дупу.  Ходили с Маратом, Витей и Димой. Посидели неплохо с пивом.

 19 июля. Воскресенье. Белый нос.

 Белый нос. Стоим в проливе Югорский Шар. Слева – берега Вайгача, справа – материк. Впрочем, корабль стоит на якоре, и его крутит в зависимости от направления течения или ветра, так что «право» и «лево» понятия относительные. Во всяком случае, там где строения – это материк. На берегу в бинокль видны полностью и частично разрушенные домики и бараки, вышки… Полярка Белый нос где-то дальше, за холмами. Разгрузка. Вертолёт цепляет контейнеры и уносит на полярку.

 Еще про членов экспедиции. Усатый Анатолий из нашей каюты – полярник со стажем. 19 раз зимовал в Арктике, потом долго здесь не работал, но нужна еще зимовка-другая – для стажа. Дети выросли, теперь можно и позимовать.   Другой сокаютник – Дима из компании «Сафари» – расспрашивает его про охоту и рыбалку в здешних местах.

 Дима похож на Абрамовича, он менеджер в туристическом отделе «Сафари». Занимается тем, что сопровождает разных шишек во время их охотничье-рыболовных туров. Шелупонью компания «Сафари» не занимается.   Некоторые характерные моменты: «нет, такую водку я не пью»; «эти стопки не из пищевого металла, я из них пить не стану»; «разве это «лазерман»? Вот настоящий лазерман» (это когда я сам рассказал, что мой нож китайский и куплен за 350 рублей). Ну и так далее.

 Митрич (Анатолий Дмитриевич). Главный редактор охотничьего журнала «Сафари». Доморощенный художник-анималист. В прошлом биохимик, который выращивал болезнетворные культуры военного назначения. Очки, небольшая «ленинская» бородка. Завсегдатай курилки, заток анекдотов, в общем – неплохой мужик.

 Хозяин «Сафари» г-н Хохлов. Корпулентный господин, по замашкам – то ли бывший прапор, то ли полковник из штабных хозяйственников, то и дело вызывает по рации Диму, чтобы он чего-нибудь принес и не дай Бог отлынивал от работы. Дима кривится, клянет Хохлова, но ходит.

 После обеда грузовой стрелой передней мачты спустили на воду баржу и понтон, подвозят контейнеры с носа на корму, к вертолетной площадке. Поднимают на вертолётку, вертолет подлетает, цепляет контейнеры к стропам и уносит на полярку.

 Попрощались с Анатолием – полярником, который едет на зимовку на Белый нос, в каюте нас осталось трое. Высадку обещают вечером или ночью.  К вечернему чаю выяснилось, что на Вайгач высадки не будет, так как волнение и течение слишком сильно для СБ (самоходной баржи), до Вайгача далеко, поэтому высадят нас в Хабарово. Сафаристы и Карякин туда высаживаться отказались, я отдал им 4 спальных мешка и их часть продуктов. Выпросил у Карякина топорик – он очень трепетно относится к своей снаряге. Обещал вернуть в полной сохранности, даже обязался не давать никому в руки.

 21.00 Объявление по судовой трансляции: «Членам экспедиции МАКЭ приготовиться к высадке. Собраться на баке, правый борт». Потащились: куча сумок с оборудованием, спальники из овечьей шерсти, продукты. Спуск по штормтрапу на понтон, с него – на баржу. Страховали барышень Витиной нижней обвязкой.  Отдали чалки, СБшка окуталась сизым вонючим выхлопом и двинулась к берегу. Впервые увидел «Сомова» со стороны.  Берег все ближе.  Вокруг бессмысленные разговоры, щелчки затворов, сигаретный дым…

 «В кузове загомонили, но Перец ничего не слышал. Он въезжал в лес. Лес приближался, надвигался, громоздился все выше и выше, как океанская волна, и вдруг поглотил его. Не  стало  больше  солнца  и  неба,  пространства  и времени, лес занял их  место.  Было  только  мелькание  сумрачных  красок, влажный густой воздух, диковинные запахи, как чад, и  терпкий  привкус  во рту. Только слуха не касался лес. Звуки леса заглушались ревом двигателя и болтовней сотрудников. Вот  и  лес,  повторял  Перец,  вот  я  и  в  лесу, бессмысленно повторял он. Не сверху, а внутри, не наблюдатель, а участник. Вот  я  и  в  лесу.  Что-то  прохладное  и  влажное  коснулось  его  лица, пощекотало,  отделилось  и  медленно  опустилось  к  нему  на  колени.  Он посмотрел: тонкое длинное  волокно  какого-то  растения,  а,  может  быть, животное, а, может быть, просто прикосновение леса, дружеское  приветствие или подозрительное ощупывание; он не стал трогать этого волокна».

 Аркадий и Борис Стругацкие

«Улитка на склоне»

 СБ ткнулась в берег, но аппарель не открывается. Спрыгнул на каменистый пляж, принял сумки и спальники. СБ ушла на «Сомов».  Каменистый пляж, запах водорослей, дохлые крабики, какие-то непонятные конструкции на берегу, два домика, бочки, мусор на берегу, вдали уже совершеннейшие руины… Мимо низко летят над водой клинья каких-то птиц, вероятнее всего – уток.

Дошли до заброшенного домика, где, как утверждает дон Педро, жил рыбак, которого дон Педро еще при жизни застал. Дом в полной разрухе, расчистили сарай: в домике настоящий срач. Сгребли мусор досками, на пол постелили сухие доски, оторванные от какой-то разваленной пристройки.  Я устроил свое спальное место, дыры в крыше над собой прикрыл кусками толя. Развели костер из досок от дома, поставили греться воду. Работали собственно Шумилкин, Никита и я. Остальные разбрелись как христово стадо, снимали цветочки, зайчонка, ну и т.д. и т.п.  Я несколько даже озлился: сначала надо поставить лагерь, а потом гулять.

 За костром никто не следил, поэтому перекусили сухпаем, ну и само собой  выпили. Под крышей – накрыл заряд противного мелкого дождя. Потом прояснилось. Выкурил трубочку на сон грядущий, посмотрел на желто-алые краски закато-восхода, послушал  плеск волн. Но чувство одиночества не пришло. Не получилось отрешиться от бытовухи, побыть наедине с собой и с севером. Ну, теперь кто куда, а я спать.

 20 июля, Хабарово. Ю-Шар

 Ночью шел дождь, мне на спальник немножко накапало. Рано утром поднял дон Педро: скоро прилетит вертолёт, потому что волна для СБ великовата. Планы вдумчиво поснимать Хабарово и остатки лагеря поодаль накрылись. Быстренько прибрали вещички, сложили в кучку и стали выставляться на синхрон. Я нашел что-то вроде саней под оленью упряжку, прикрутил веревкой отваливающийся полоз, оттащили подальше от берега, ПВБ посадили на фоне домиков, моря и Сомова. 2 камеры. Только успели записать синхрон – по рации команда: ждать посадки. Вертолет сделает последнюю ходку на полярку и подсядет, чтобы взять нас.

 Я еще успел немного походить по округе, поснимать промышленный мусор: остатки трактора, кучу ржавых капканов на песца, древнюю лыжу от аэросаней, винт от моторки и прочее. Часов в 11 перед дозаправкой подсел вертолет, и мы вернулись на «Сомов». Посадка на корабль впечатляет. На корабле оттащили мешки и продукты в лабораторию, выпили немного пива с Маратом, далее сон – выспаться на суше не успел.

 21 – 23 июля, Белый нос

 По-прежнему стоим,  разгрузка. Разговоры. Мол, на ЗФИ пойдем не скоро. Ледовая обстановка сложная, будем ждать у Вайгача. Даты в ротации то ли выполняются, то ли нет… Вроде должна быть высадка на Вайгач.  Ничего толком не ясно. Надо привыкать к подвешенному состоянию. 

 Большинство членов экспедиции – полярники и в особенности строители – торчат у борта и ловят со дна навагу на поддев. Спускается грузило с большим крюком, на который нанизан кусок курицы или той же наваги. Ловец стоит и дрыгает снасть, ловят все на палец. Цепляют навагу то за пасть, а то и просто за бок. Страсть принимает характер повального увлечения.

 Тем временем команда продолжает грузовые манипуляции: контейнеры достают из носового трюма, грузят на понтон,  перемещают к корме, грузят на вертолетную площадку и вертолет их уносит. И так до бесконечности.

 «Флот – это производство; каждое судно – огромный движущийся цех, в котором работают инженеры, техники, высококвалифицированные рабочие, то есть мотористы и матросы. Эти люди любят море и свою профессию, но любят ее совсем иначе, чем даже тридцать лет назад. Моряки стали производственниками в полном смысле этого достаточно неуклюжего слова. И пора настала не ожидать от морских книг развлекательного, приключенческого чтива».

 ВВ Конецкий

 Еще о членах экспедиции. Двое молодых интеллигентных парней из Томска. Дима Сонькин и Коля Образцов. Познакомились в кают-компании, когда Дима сделал какое-то замечание по поводу моей речуги, обращенной к Витьку. Познакомились, зацепились языками. Оба специалисты, выпускники ТПУ, сейчас работают по установке на полярных станциях инкомовской спутниковой аппаратуры. Их каморка выходит дверью на лабораторию Марата.

 В один из вечеров они были приглашены на посиделки к Марату, принесли бутылку «Абсолюта», на другой день я учил их играть в преферанс. Особенно быстро понял методику Дима – виден системный подход и физические мозги, у Коли не очень быстро пошло, а Никита, приглашенный четвертым, вообще вскоре просто ушел. 

 Для нас – пассажиров – пауза мучительна. Одолевают мысли о доме. Связи через корабельное радио нет и, видимо, не будет. Начальник радиостанции отказался принимать частные радиограммы, даже за деньги. Но Дима предложил воспользоваться их аппаратурой, и послать короткое сообщение на E-Mail. Конечно же, я с благодарностью принял предложение. Написал в текстовом блокноте, и на флешке отдал Диме с Колей. Благодаря их доброму отношению сумел отправить жене следующее послание:

  «Кис, привет!

 Спасибо ребятам из Томска – они мне дали возможность связаться с тобой, потому что с бортовым радистом пока общего языка не нашел. Связь дальняя – письмо пойдет через Томск.

  Очень волнуюсь о вас. Как у вас дела? Все ли здоровы? У меня всё хорошо. Уже неделю с лишним на борту "Михаила Сомова". Прошли 850 миль, даже немножко поштормовали в горле Белого моря. Меня морская болезнь не срубила.

   Освоился на борту. Подсел на 4-х разовое обильное (и, в частности, вкусное) питание, уже стирался в прачечной, ходил в сауну. Работаем помаленьку. Воюю с оператором – мальчишка слишком экстремален, всё норовит забраться на мачту во время шторма, или вывеситься из вертолёта – иначе, мол, хорошего кадра не будет.

    Летали на вертолёте, высаживались на берег на катере и т.п. В общем, всё у меня хорошо. Пять дней стоим у мыса Белый нос, идёт разгрузка, а мы бездельничаем. Завтра уходим на остров Вайгач. Потом в Амдерму, а оттуда двинем на север, на землю Франца-Иосифа, во льды. Фотографирую помаленьку. Здесь красиво и интересно. Только скучаю, а впереди еще так много дней...

     Пожалуйста, зайди ко мне в редакцию, там сидит Валентина Шульга, директор на этом проекте. Ей надо сказать, что у нас изменился график плавания. Его вывесили три дня назад. По этому графику, "Сомов" прибывает в Архангельск как раз в мой день рождения L

  Единственная точка, где можно будет выйти на связь - это Диксон, оттуда, вроде бы, раз в неделю летает самолёт в Норильск, но денег на полёт и оплату большого перевеса продюсер нам не дал. Возможно, в Диксоне будет работать мобильник.

 Если они хотят снять "Искателей" на борту, то мы будем в Диксоне с 31 августа по 3 сентября (это по графику). Пускай прилетает Андрей И, он же заберет часть кассет. В иных точках сойти можно только на зимовку. В общем, пусть сами решают. И еще просьба – позвони Спиридоновой, обрисуй обстановку. Кассета с философами у меня на полке в шкафу, в Останкино.

  Вот так вкратце. Позванивай моим почаще – они очень волнительные люди. Как ты там справляешься? Как Антоша? Что с экзаменами? Как бабушка Рая?

Пока смогу выходить на связь не чаще раза в неделю. Обратная связь: Надо отправить сообщение на мейл, с которого придет тебе это письмо, в графе "тема" указать: "Передать на "Сомов", для Романа Чудинова. Раз в неделю, думаю, списываться можно, не хочется перенапрягать ребят – аппаратура у них рабочая.       

Пока связь вроде бы надёжная. Как будет дальше – не ведаю.   

Со временем, возможно, будет связь через корабельное радио – радиограмма идет в управление, в Архангельск, а оттуда – на мейл, сиречь почтовый ящик. И обратно так же. Телеграммы, по слухам, платные. Узнаю – напишу.

Молюсь за Вас. Не скучайте. Всем приветы.                                            

             Очень хочется услышать твой голос. Скучаю, люблю, целую.

                                     твой ощипанный (полярный) Лис.        

   22 июля,  22.01,

                                                 на борту дизель-электрохода «Михаил Сомов»

 ПВБ очень переживает из-за группы, которая должна высаживаться на ЗФИ для поисков пропавших членов отряда Альбанова. На судне их нет, их должны забросить туда спецрейсом на самолете, далее на вертушке. По капитанскому спутнику пришла информация, что никто из них не оформился в институт, поэтому сотрудниками МАКЭ они считаться не могут. Поэтому он решил эту группу с маршрута снять.

 Поговаривают, что к «Сомову» приходила моторка с двумя ненцами. Натуральный обмен – рыба (омуль, сиг) на водку и сигареты. Ненцы рассказывали, что у них в поселке Варнека неделю как пропала женщина, и еще есть больной.  Но вертолет для поисков и медпомощи им вроде бы не дали. Записано с чужих слов, сам не видел.  Вообще, вертолеточасы – это очень дорогая штука, птичка жрет керосин неслабо.

 23 утром «Сомов» оказался уже в другом месте, чуть западнее, в виду полярной станции Белый нос. Рассматривал ее в бинокль. Для камеры – далеко. Вечером пошли на север, ПВБ сообщил, что будет высадка на севере Вайгача, на мысу Болванский нос, на полярку имени ЕК Федорова. Берега Вайгача по правому борту, с борта кажутся низменными, но в бинокль видны скалистые обрывы и мысы.

24 июля. Вайгач.

Встали на якорь  в проливе Карские ворота, у северной оконечности острова Вайгач, у мыса Болванский нос. Вылетели на вертолете в 10.30 утра. Станция «Мыс Болванский нос» – она же полярная станция им. ЕК Федорова постройки 80-х годов. В советские времена, как говорит ПВБ, считалась образцовой. Жило здесь человек 20, теперь осталось только двое.

 Погода – просто жара, градусов 20. Солнце, легкий ветерок. Дошли до ненецкого святилища, расположенного метрах в 500 от станции. Самый кончик мыса отделен расщелиной, через которую переброшен хлипкий мосток.  Скалистые берега, внизу бьется прибой; вверху – деревянная тренога, под ней – гнездо, обложенное пухом, в нем три яйца. Рядом – святилище. Я ожидал увидеть деревянных идолов, но на самом деле здесь только небольшая груда камней, по-видимому жертвенник.  Кругом мох, странные пористые камни. Когда я поднял один из них, поразился – насколько он легкий. Потом дошло – это осколок кости, скорее всего – оленьей.

 Как рассказал Боярский, здесь, на севере – святилище старухи, Ходако. На юге – старика, Вэсако, здесь и там совершались жертвоприношения оленей. Здесь оленей просто забивали, а там сбрасывали в море через огромный пролом. Как рассказал Боярский, каждый ненец должен был побывать на священном острове хоть раз в жизни, своеобразный хадж; до ненцев же здесь были святилища какого-то более древнего народа – сиртя. Еще ПВБ рассказал ненецкую легенду о гагаре, которая уронила в море комочек земли, так и возник священный остров.

 Съемки: синхрон Боярского, море и скалы, растения и птицы, старые здания полярки, интерьеры современной полярки. Поставил печати станции на книги Урванцева и Ушакова. Попили чаю в уютной кают-компании, я – так даже кофе, давно не пил, соскучился. На полярке ходят в тапках, а мы – в носках, обувь оставили у входа. Вокруг полярки сравнительно чисто, а уж по сравнению с Хабарово просто идеальный порядок. А Марат взял с пожарного щита лопату, пошел и нарыл себе золотого корня – ему показал Шумилкин.

 Вернулись на «Сомов» после обеда. Вечером (в 21) в лаборатории у Марата гости. Вертолётчики, дублер кэпа, старпом и т.д. Мастер не удостоил. Коллективный просмотр фильма о фильме «Путь», потом клипы Кулагиной.  Тем временем «Сомов» двинулся в сторону Амдермы. Дон Педро говорит, что раньше здесь жило 15 тысяч, а теперь и полтысячи не наберется. В районе 23 «Сомов» отдал якорь на рейде Амдермы.

25 июля, суббота. Амдерма.

 По ненецки Амдерма – «лежбище моржей». С утра лежал густой туман, а когда он несколько рассеялся – на берегу открылся город-призрак. Пустые глазницы окон, облупившаяся краска, ржавые нефтехранилища, невообразимое нагромождение ржавого металла на берегу. В советские времена здесь жило 4 500 человек, сегодня – от силы 500. В прошлом году закрывали аэропорт из-за невозможности технической эксплуатации. Сейчас раз в 2-3 недели летает АН-24 из Архангельска. Завоз по заказу УГМС осуществляет «Сомов», коммерческим завозом ведает старпом.

 «Странные книги читает человек в море».

Грэм Грин.

 С утра никаких полетов не было из-за тумана, день абсолютно пустой. Грызет тоска по дому, беспокойство за родителей, за Таню, за Антона. Я заметил, что на переходах время тянется не так мучительно, как на стоянках. Хотя нам-то, пассажирам, казалось бы, разницы никакой нет. Все маршруты – четыре раза в кают-компанию и четыре раза обратно. Во время стояния у Белого носа и здесь, в Амдерме от нечего делать одним махом прочитал «Заповедник» Довлатова (лежал у Марата),  Скандинавскую мифологию от ПВБ (ее даже кратко законспектировал), посмотрел все 10 серий «Мастера и Маргариты» Бортко и «Черная кошка, белый кот» Кустурицы. Конецкого дал и сразу забрал БМ, «Суер-Выер» не пошел, а «Святую Анну» у меня перехватил Марат. По рукам пошли мои Ушаков с Урванцевым, а вот «Суера» не смогли читать ни БМ, ни Филипыч…

 Сегодня ребята (Вова, Марат, Наталья, ПВБ) полетели в Амдерму, снимать эпизоды для хуй-фильма. Нас с Витей почему-то не взяли. Пришлось ограничиться рассматриванием этого города-призрака в бинокль. Фотографировал с борта, но качество снимков неудовлетворительное.

 Вот как описывает Марат: «Город призрак. Все что я увидел в этом городе, подвержено энтропии. Медленно, но верно природа поглощает человеческие следы. Ржавеющие кабины машин, разные металлические блоки, остов самолета, дома, будто после катастрофы, люди покинули это место. Но осталось небольшое количество человек, которые продолжают выживать здесь. Здесь есть почта и магазин. И пограничники, которые проверили документы на выходе из вертолета. С корабля доставили продукты, топливо и оборудование для метеостанции».

 И далее: «Мы вернулись на место выгрузки, где уже собрались остальные люди. Это рабочие, группа из Гидромета и начальник рейса. Также были жители Амдермы. На машинах человек 10. Водители были пьяны. Шатался какой-то дядя, общался с людьми. Мы для них как пришельцы. Дядя пожаловался на суровую зиму, отмороженные руки и вообще тяжесть их нелегкой жизни».

 Сходили в баню. Сегодня день ВМФ, и вечером в каждой отдельно взятой норе на пароходе идет гульба.  Сидеть в каюте с моими абстинентами и принимать одному было невмочь, и я пошел шляться по пароходу. Заглянул на огонек в каюту, где обитают Никита с Шумилкиным – а там… Вовсю идет справля дня ВМФ. Присутствовали  ПВБ, Карякин и его подручный Михаил Семенович, начальник строителей Анатолий Георгиевич.  Из напитков присутствовало разведенное шило, складной столик Карякина был заставлен яствами, из коих помню только судок с навагой.  Были анекдоты и просто базары, потом пришел боцманюга, тут-то всё и началось.

 Боцман начал всех строить, хотя сам уже с трудом держался на ногах. Сказал Шумилкину: «Ты один здесь человек, а это всё (молвил он, обводя всех широким жестом) е…ная шушера, моя палубная команда!» Последовательно боцман дое..лся до Карякина, тот встал и ушел. До Михаил Семеныча, тот по причине сильного заикания ответил невнятно, но с достоинством. Шуманов так просто посмеялся.  А мы с боцманюгой побились на ящик Хенесси. Он утверждал, что я не пришлю диск со съемками, я утверждал обратное. Кончилось всё шумным падением боцмана на стол. Позднее в коридоре он заявил,  что наблюдается явление сильной качки.

 27 июля  Белый нос.

 Утром несказанно порадовался, прочитав на доске объявлений приказ капитана о наказании боцмана Титова и еще ряда матросов за невыход на работу. День засчитан им как прогул, о чем отправлено соответствующее сообщение на берег, в УГМС. После завтрака Марат привел ко мне бедолагу боцмана. Пришлось полезть под диван – в емкости, и опохмелить страждущего. Про ящик Хенесси я ему напоминать не стал J … 

 Боцман вместо спасибо: «А в коридоре с тобой встречаешься – выхлоп у тебя такой, работать тяжело». А потом еще рассказал про телеоператора, который в прошлом рейсе жил в этой же каюте. Решил снять волну из иллюминатора. Волна пришла. В итоге вся аппаратура пришла в негодность, самого оператора пронесло через всю каюту и прилично приложило о дверь. Боцман: «Мы погружным насосом выкачивали, я замерил – 5 тонн воды!»

 Мы снова у Белого носа, но стоянка в другом месте, видна сама полярка. Вертолёт забрасывал туда новые контейнеры, потом ставил там модули на фундамент, который подготовили за эти дни строители.

 Наконец-то получил ответ от Тани:

 «Приветик, мой "ощипанный"  лис! Валю Шульгу пока не застала, у вас в комнате второй день никого нет. Но я обязательно выполню твое поручение.

 У нас все нормально. Антон бездельничает до конца августа. А там за несколько дней должен будет сдать зачеты и экзамены – не успеет – выкинут. Тогда будет вместо металла слушать "Прощание Славянки". Бабушка совсем слабенькая осталось не долго.

 Я пашу, как подорванная. Отпуска у меня не будет.

 По тебе тоже соскучились! Мама твоя заезжала вчера. В деревне все нормально. Целую».

 Чтения этой телеграммы мне хватило надолго, не меньше чем на неделю. Только издалека понимаешь, насколько они важны – эти несколько строчек, написанных родным человеком. Они нужны как воздух.

 28 июля. Белый нос – Карские ворота – Новая Земля – Мыс Меншикова.

 Еще несколько слов о людях, теперь уже о членах команды. С боцманом читатель уже неплохо знаком. Две буфетчицы из столовой команды. Галя (Галина Александровна Владимирова, улыбчивая и худенькая, лет пятидесяти).  Всегда подкладывает добавки. Позднее, когда мы познакомились ближе, рассказывала мне о семье, о паломничестве на Соловки, утверждала, что у меня добрые глаза… J

 Буфетчица Света, молодая, чуть полноватая и вечно сонная блондинка. Шрам на щеке (от ногтя?) Выражение лица постоянно отсутствующее, чем человек живет непонятно. Я долгое время ее совсем не мог понять, но как-то увидел, что она в моечном цехе, за окошком, держала в зубах пластиковую кружку. Полное впечатление поросячьего пятачка. С тех пор я к Свете стал относиться человечнее.

 Девушка Лариса. Этакая брюнетка с повадками местной королевы. Особенно подогревает ее авторитет полновластие в «Омуте». Хочет – опоздает к открытию, а все терпеливо толкутся у двери. Позднее, когда ПВБ запретил продавать нам спиртное, некоторые члены нашей экспедиции лебезили перед Ларисой. Но я чуть ли не в первый день плавания с ней схлестнулся в курилке. Лариса: «Вас (мужиков) сколько на корабле? А нас сколько? В конце рейса в очереди будете стоять!»  Я, злобно: «Я в очереди никогда не стоял!» (хотя стоял, конечно же). Но так или иначе, контакт наводить я не стал.

 Около 14.00 ушли от Белого носа.  Шли вдоль западного берега Вайгача. В  17.30 левыми бортами разошлись с атомным ледоколом «Вайгач». Где-то в районе 19.30 берега Вайгача ушли вправо, и мы вошли в пролив Карские ворота.  «Сомов» шел к юго-восточному мысу Новой Земли – Мысу Меншикова, чтобы забрать там какой-то дизель.

 Далее передаю слово Никите, поскольку сам занял горизонтальное положение и нижеописанные события проспал: «Подошли к п.ст. Меншикова в районе 23.00. Высаживались капитан, три человека из «Сафари». Далее Никита сообщает, что с берега были слышны два выстрела.

 29 июля. Новая Земля. Белушья губа.

 Проснулся ночью или ранним утром – разбудил Дима. Оказывается, они высаживались на бывшую погранзаставу на мысе Меншикова Новой земли. Видели медведя. Он спал среди антропогенного мусора. На появление людей реагировать не желал, потому и стреляли. Он встал и лениво ушел в туман.

 Я вышел на корму, сделал пару снимков: круто обрывающийся мыс в малиновом тумане, сквозь туман проглядывает еще более малиновый диск солнца, еле-еле  проглядывают черный маяк и еще какая-то вышка. Движемся на север вдоль западных берегов Новой Земли. Снова лег спать.

 Берега южного острова Новой Земли как-то разочаровали – низменные, гор и ледников не видно. Может,  севернее будет нечто более гористое… Все ждут мобильной связи в районе главного поселка ядерного полигона.

 Голубая, чуть в изумруд вода Баренцева моря, светит солнце… Температура градусов 15.  Мы выставили стулья у лебедок задней мачты, лежим, как в шезлонгах, покуриваем трубочки. Майами!

 Еще о людях. Федорыч, старший механик, лет пятидесяти пяти или более. Полноватый немногословный дядечка, когда работает – в очках.  Не раз я видел его на палубе в телогрейке и замасленном танковом шлеме. Его владения – механическая мастерская в машинном отделении. Он и слесарь, и сварщик, и токарь – специалист широкого профиля. И рыбак по призванию.

 Филиппыч. Старший моторист. По полсуток в машине – на вахте. Прилично за 50. Волосы с проседью, беспорядочная прическа.  Виртуозный матершинник, причем мат его не похабного, а юмористического свойства. Повторить просто не берусь – не хватит таланта. Слушал его рассказ, как он водил пацанов на рыбалку, с ночевкой – чуть живот не надорвал со смеха. Это действительно невозможно записать, а жаль… К примеру, Филипыч заходит в гости к БМ: «Здорово, ёбаный Санта-Клаус!». Причем, это не оскорбление, это дружеское приветствие. Никита приветствует его возгласом из «Собачьего сердца»: «Филипыч, епть!».

 Кроме всего, Филипыч, внимательный читатель и начальник судовой библиотеки (в которой я был раз, и больше не заходил – литература специфическая). Взял у меня «Суера-Выера» и вернул, отплевываясь. Впрочем, и у меня «Суер» на судне не пошел…

 Доктор – вообще брутальный персонаж. Абсолютно лысый, довольно-таки себе на уме, в пьянстве замечен не был, с титановой пластинкой в черепе.  В левом секторе, в 6 румбах к западу от носа и приблизительно на 60-м градусе северной широты на лысом черепе доктора читается квадратная пластина, ограниченная по углам четырьмя вмятинами. 

 Дядя Вова обратил внимание, что под стульями в столовой и кают-компании имеются узлы для крепления оных к полу цепочкой – чтобы не ездили во время шторма.  Узел крепления – четырехугольная пластинка с четырьмя болтами по углам. Сколько раз мы с Вовой пальцами мерили расстояние между болтами и прикладывали (мысленно, конечно) к черепу доктора!

 Забегая далеко вперед, скажу, что вторую половину рейса доктор провел в сомнамбулическом состоянии, никого вокруг не узнавал, видимо – питался какими-то колесами. Вызвал раздражение капитана и по окончании рейса был окончательно списан на берег.

 17.30 в районе Белушьей губы на верхней палубе ажиотаж: все ждут приёма. Берет только Мегафон. Приём, честно сказать, аховый. Дон Педро дозволил сделать звонок со своего мобильника. Дозвонился. Таня в Белгороде. На похоронах. Царствие небесное бабушке Рае…

 30 августа. Пролив Маточкин шар

 «Сомов» продолжает переть на север,  постепенно удаляясь от побережья Новой Земли. Утром смотрел в бинокль на берега, снял несколько панорамных снимков – пейзаж располагает именно к этому жанру. Сделал даже зарисовку в блокноте – боюсь, фотоаппарат не передаст… Определил место как район пролива Маточкин шар, JPS вроде подтвердил.

 Люди: Виктор Иванов – новый начальник полярки на о. Хейса. Сидим по соседству в столовой. Лет, наверное, 45, ровесник, в общем. Золотые зубы. Прическа с «хвостом». Вечно всем недоволен. Брюзжит по любому поводу. А поскольку чаще всего мы встречаемся за столом, то тема брюзжания в основном гастрономическая. К примеру: «Ни в одном известном мне рецепте солянки картошки нет!»  Теперь как только стану есть солянку, вспомню, и Иванову там, на острове Хейса, икнется…

 Я оброс бороденкой а-ла Ильич (снимаюсь в фильме у Вовы, просит не сбривать). А поскольку я имел неосторожность рассказать пару-тройку анекдотов про Ленина с характерной картавостью, Иванов теперь зовет меня «Владимир Ильич». Я ему подыгрываю, и прошу «пговести пгопаганду сгеди белых медведей на остгове Хейса, и подготовить базу для тогжества миговой геволюции на Земле Фганца-Иосифа».

 С Ивановым едет на ЗФИ странный юноша, абсолютная флегма, такое ощущение, что спит на ходу. Ни разу не слышал от него не единого слова. Такое ощущение, что весь материальный мир (а идеальный – тем более) ему по глубокому барабану. Иванов зовет его «студент».

 Взял у Анатолия Георгиевича программу autopano, которая автоматически клеит панорамы. Она неплохо выравнивает горизонт, равняет по цвету края соседних снимков. Сложил несколько отдельных фотографий берега Новой Земли, получается неплохо, хотя некоторые склейки программа в упор не видит, делает сообщение об ошибке и самозакрывается.

 После обеда было объявление по судовой трансляции: «Желающие записаться на вахту впередсмотрящего обратиться к начальнику экспедиции». Записались Никита с Шумилкиным, БМ, еще кто-то. Я пока воздержался – не помешало бы съемкам.

 21.00 в столовой команды лекция ПВБ в кают-компании: о задачах МАКЭ, об истории Вайгача и открытии ЗФИ. Было много вопросов, особенно любопытными оказались строители, которые высаживаются на о. Хейса. Запомнилась фраза Боярского: «Важно не то, кто открыл, а кто освоил. А освоили мы. Достаточно посмотреть сколько здесь всего навалено – бочки, трактора ржавые, самолеты и прочее… Освоили, безусловно, мы»

 Вечером – собрание МАКЭ в лаборатории. ПВБ: «Экспедиция начнется с завтрашнего дня. Теперь будем собираться ежедневно в 11 утра. Послезавтра высадка на острове Хейса». Ну и далее пошел обычный чёс про медведей, про человека с ружьём и т.п. 

 31 августа. Баренцево море.

 Утром далеко по правому борту еще была видна Новая Земля, потом она растворилась в мареве. Открытое море. Туман. Льдов до самого вечера не встретилось. Становится прохладнее. Событий практически не происходит, кругом вода, не на чем остановить глаз.

 Поэтому продолжаю заполнять страницы дневника описанием попутчиков. Начальник Экспедиции Александр Ефимович Дрикер. Такой деловой и подвижный дядька лет пятидесяти, с бородой и в вязаной шапочке.  Распоряжается в рейсе всеми участниками экспедиции – и полярниками, и строителями, и снабжением, в общем – в любой бочке затычка. При этом достаточно общительный, не чиновник, щек не раздувает.  Теперь мне понятна фраза из Конецкого «ты очень точно изобразил конфликт капитана и начальника экспедиции»… Т.е. понятна она не в отношении конфликта, а отношении того, что капитан и начальник экспедиции – это разные люди, служат они по разным ведомствам.

 Яша Зайченко из Архангельского УГМС. Молодой улыбчивый парень, правда с каким-то незаметным дефектом дикции, из-за которого я не всегда понимаю, что он говорит. Яков занимается обслуживанием и ремонтом автоматических метеостанций, которые теперь стоят на местах бывших полярных станций.

 И еще три дамы-гидролога из УГМС. Старшая Ольга Балакина, довольно смешливая невысокая девушка лет 35, всегда в красных перчатках в дополнению к синему форменному комбинезону и в легкомысленной вязаной шапочке; молодая красивая романтическая девушка Нина, похожая на державинскую Светлану (.. и молчалива как Светлана, пришла и села у огня), и, наконец, полная и мрачная Ирина.

 Ну и, наконец, подсевшая в Амдерме девушка Настя – в дальнейшем «красная курточка». Вроде бы сотрудница АА НИИ, самопальный корреспондент, снимает на мыльницу фильм и собирает экспонаты для институтского музея. Забегая вперед (пишу это уже в Москве), сообщу, что довольно быстро я красную курточку стал на дух не выносить.  За идиотски-восторженное выражение лица, за использование мужиков, за жадность, с которой она перла книги из заброшенных библиотек на полярках, за то, что  везде красная курточка влезала в кадр, да и за то, что два петуха – Никита и Марат – смотрели друг на друга по-волчьи…

 Вечер. Север Баренцева моря. Льдов не видно. Небольшой туман. Когда же увидим льды?

 

Публикуется впервые